— Хорошо. А теперь в моей ванной для тебя есть купальник. Иди переоденься и встретимся у бассейна.
Я застигнута врасплох, совершенно не понимая, какой поворот в разговоре. — Подожди, что? Ты сказал, что…
Он целует меня в подбородок.
— Я расскажу все, но не сейчас. А теперь я собираюсь трахнуть тебя в бассейне, пока ты будешь в распутном черном бикини, которое я выбрал для тебя. Позже мы раскроем все наши секреты.
Прежде чем я успеваю ответить, он встает и начинает собирать посуду, чтобы отнести ее в раковину. Он не оглядывается на меня, когда я в шоке смотрю на него, но затем, зная, что у меня мало выбора в этом вопросе, я соскальзываю со стула и направляюсь наверх, чтобы найти свой новый купальник.
После целого дня плавания, секса и изредка отвлечения на еду, я лежу на одном из шезлонгов у бассейна, нежась в последних лучах заходящего солнца, а Сэйнт сидит в кресле рядом со мной. Я измучена, но так довольна, что не могу сдержать глупую ухмылочку на лице.
— И так, ты все еще хочешь знать, что произошло? — внезапно спрашивает он, прорываясь сквозь мою счастливую дымку.
Я снимаю солнечные очки с глаз, чтобы посмотреть на него.
— Хочу. Ты уверен, что хочешь мне рассказать?
Он смотрит в небо, заложив одну руку за голову.
— Не особенно, — признается он. — Но я надеюсь, что это заставит тебя открыться мне в ответ.
Я прикусываю губу против инстинктивного протеста, который клокочет у меня в горле. Он может говорить мне все, что захочет, но я не уверена, что сделаю то же самое.
Даже если я обнаружу, что мне очень этого захочется.
— Посмотрим, — уклоняюсь я.
Он смотрит на меня, выгнув бровь и фыркая. — Это все, что ты мне скажешь, как я понимаю, да? — вздыхает он. — Отлично.
Я сажусь и свешиваю ноги с шезлонга так, чтобы оказаться лицом к нему.
— Хорошо… Так что случилось?
Он долго ничего не говорит, а потом, наконец, начинает рассказывать: — Это было несколько лет назад. Ближе к концу нашего второго курса. Розалинда и Лиам только начали встречаться…
— Ты выглядишь так беспечно, когда говоришь это, — перебиваю я, и он, прищурившись, смотрит на меня.
— Потому что это сложно. Я не был счастлив, но я пережил это, потому что Розалинда… просто Розалинда.
— Ты встречался с ней в начале этого семестра, — замечаю я.
— Сложно, — повторяет он снова, подчеркивая каждый слог. — Кроме того, не в этом, блядь, дело.
Я поднимаю руки вверх. — Хорошо, хорошо. Продолжай.
Он делает еще один вдох, его глаза сосредоточены на темнеющем небе.
— Отчим Розалинды был конченным мудаком, который… надругался над ней.
У меня скручивает живот, и я в ужасе пищу, но Сэйнт продолжает, прежде чем я успеваю произнести хоть слово.
— Он начал, когда она была ребенком, вскоре после того, как женился на ее маме. Она утверждала, что он никогда по-настоящему не насиловал ее, но любой, у кого есть мозги, мог бы сказать по тому, как она описывала вещи, что дело дошло до этого момента. Она… она никогда ничего не говорила мне об этом. Сказала мне, что у меня слишком много своего дерьма.
То, как он стискивает зубы, когда говорит мне эту последнюю часть, заставляет меня дрожать всем телом, и я не могу не задаться вопросом, что он имеет в виду.
— Сэйнт, я…
— И так, она рассказала Лиаму об этом после того, как они начали встречаться, и он, черт возьми, сошел с ума.
Я видела вспышки гнева Лиама, хотя он всегда был осторожен, чтобы уйти от ситуаций, прежде чем ситуация слишком обострится.
— Что он сделал? — бормочу я, хотя почти уверена, что уже знаю ответ.
Сэйнт все еще не смотрит на меня, когда отвечает: — Он убил ублюдка, а потом я помог ему обставить это как несчастный случай.
Я удивлена тем, как спокойно я себя чувствую. Нормальный человек, понятно, взбесился бы из-за откровения о том, что один из его друзей убил человека, и что их парень/приятель по перепиху помог ему скрыть это. Нормальный человек пришел бы от этого в ужас.
Но я не нормальный человек, поэтому я просто сижу и смотрю на Сэйнта.
— Я понимаю. Так вот как вы оба знали, что делать с Джоном Эриком
— Более или менее.
Наконец Сэйнт бросает на меня взгляд.
— Ты на удивление спокойно относишься к этому.
Я покусываю нижнюю губу, обдумывая, что ему сказать.
— Я довольно хорошо знакома со смертью, целенаправленной или нет, как тебе хорошо известно.
Его губы растягиваются в ухмылке.
— Вот ты какая, маленькая мазохистка.
Между нами снова наступает тишина, и я нервно заламываю руки, решая, что мне сказать дальше. Когда я все-таки говорю, я чертовски удивляюсь самому себе.