100
Матс Берггрен не был растерян, он был просто взбешен. В отличие от Каролин Турн и других полицейских в конференц-зале, ему не удавалось скрыть эмоции. Без врожденных качеств дипломата или политика, он представлял из себя всего лишь тучного, раздраженного полицейского, которому по непонятным причинам не дали взять виновного.
– Но это же просто безумие! – повторял он. – Все случилось именно так, как говорили сербы. Тут и думать нечего: схватить Зорана Петровича, и дело с концом. Неужели это непонятно?
Послеполуденное солнце висело низко, заглядывая в окна, выходящие на Бергсгатан. Его свет безжалостно разоблачал круги от кофейных чашек и свежие пятна жира на прямоугольном столе. Неудачники, севшие лицом окну, постоянно щурились – на высоких оконных проемах не было жалюзи. Берггрен со стоном повернулся к Каролин Турн, сидящей неподалеку.
– Или нет, Каролин?
– Матс прав, – сказала она, выражая солидарность с коллегой. – Вопрос лишь в том, когда это сделать.
После пресс-конференции Турн, несмотря на то, что все время оставалась на заднем плане, была морально истощена. Быть в центре внимания она ненавидит почти так же сильно, как совещания.
Такие совещания, как сегодняшнее. Сидеть в комнате в окружении четырех стен и пары окон и обсуждать порядок действий прямо противоположно самому действию. Но деваться некуда, нужно лишь собраться и продолжать, она это умеет. Турн болезненно воспринимала разворачивающийся перед ней спектакль: люди за столом стараются казаться лучше в глазах других и тщательно взвешивают каждое слово, чтобы потом на них не навесили всякие ярлыки, которые могут всплыть когда-нибудь в будущем, когда кому-то понадобится. Сотни микрофонов шведских и зарубежных СМИ еще долго будут направлены, как сегодня, на каждого встречного полицейского – как напоминание о том, что никто не сможет уйти от ответственности. Это один из тех случаев, когда всем рано или поздно придется ответить, чем они руководствовались, когда принимали решение действовать таким образом. «СМИ будут счастливы раскрыть вечное противостояние между городской и государственной полицией», – подумала Турн.
Берггрен продолжал ворчать о взятии Петровича, и Турн понимала и одобряла его желание сделать хоть что-нибудь. Но для этого еще не время.
Прокурор Ларс Херц стоял у большой доски перед столом. На нем была светлая, хорошо отглаженная рубашка, что сильно выделяло его среди помятых серых полицейских за столом. Херц выступил главным на этом совещании, и эта роль пришлась ему по душе: голубые глаза сияли. Доска за спиной была сплошь исписана: имена, даты и стрелки красным и зеленым маркерами. Хотя в конце дня доску протрут специальным средством, следы от этих маркеров все равно останутся.
Берггрен начал напряженно ходить по комнате, натужно дыша и действуя всем на нервы.
– Может быть, тебе лучше сесть, Матс, – попросила Турн. – Хотя я прекрасно понимаю твое состояние.
Была все еще среда двадцать третьего сентября: с тех пор, как в четверть шестого утра сработала сигнализация, день превратился в бесконечную череду событий. До пресс-конференции Турн успела заехать домой, чтобы принять душ и переодеться, и теперь ее непослушные волосы торчали на затылке пучком в форме мягкой булочки.
Утром было проще сосчитать полицейских в Стокгольме, не задействованных в деле с Вестбергой, чем наоборот. Вокруг стола в полицейском управлении собрались представители практически всех отделов и подразделений Государственной уголовной полиции. Совещание возглавил Херц, поскольку Терезе Ульссон пришлось задержаться в Министерстве юстиции, чтобы объяснить всевозможным министрам, почему сотня полицейских бездействовала у здания G4S, пока грабители улетали с деньгами на вертолете.
– Но мы же знаем, кто он такой! – стоял на своем Берггрен, но все-таки сел.
В то же утро они снова достали все материалы, собранные до пятнадцатого сентября, в том числе записи разговоров Зорана Петровича. Даже не зная точно, в каком объеме Турн прослушала записи, никто не сомневался: она знает материалы лучше всех. Только она точно знала, что там нет прямых отсылок к ограблению на вертолете.
Херц заговорил о Сербии, террористических группировках и криминальных сообществах в Европе.
– Какие к черту группировки? Мы же знаем, кто он, – прервал его в третий или четвертый раз Берггрен.
– Если мы схватим Петровича сейчас, все его сообщники растворятся через пару часов, а они нам нужны, – возразил Херц. – Так всегда и бывает. Зачем нам облегчать им жизнь?