Александра выросла с мамой. Только они вдвоем. С постановки диагноза до смерти прошло всего четыре месяца. Хотя после смерти мамы прошло уже семь лет, Александра все еще иногда видела ее в своем отражении.
Она вернулась домой около семи. Наспех поужинав, помыла посуду, переоделась в домашний халат и села на диван перед телевизором со своей мятной шоколадкой. Шел фильм об женщине-адвокате, которая боролась с мафией. Александра Свенссон еще подумывала над тем, чтобы выучиться на адвоката. Ей нравятся правила.
Насколько сильно ее терзало чувство тревоги в одиночестве, настолько спокойно ей было на работе. Александра работала в G4S в Вестберге: работа в крупной международной компании дает ощущение стабильности. Возможно, когда-нибудь она найдет что-то другое, поближе к центру, но сейчас не хотелось торопить события. Ей всего двадцать четыре – вся жизнь впереди.
Но сначала нужно кого-нибудь найти. Бывало, она звала домой первого подвернувшегося парня с работы. Она готовила ему ужин и массировала шею – только чтобы прогнать назойливое одиночество.
Иногда она просыпалась среди ночи, сворачивалась клубочком и обнимала подушку. По утрам ей часто хотелось закричать во весь голос, хоть чем-то заполнить тишину в тесной, но функциональной кухне.
7
Когда Сами Фархан с трудом втащил коляску в лифт, было десять утра. Первые полгода после рождения сына они оставляли коляску внизу, в подъезде, пока пару месяцев назад ее не украли. Карин получила по страховке новую коляску, и они решили больше не рисковать. «Интересно, что на уме у человека, ворующего детские коляски», – задавался вопросом Сами, чертыхаясь в тесном лифте.
На улице неожиданно оказалось очень светло. Сами не торопясь прогулялся по улице Сконегатан. Не успел он дойти до конца подъема, как Йон уснул.
Сами вошел в парк Витаберг и, толкая перед собой коляску, направился к церкви святой Софии. У входа в святое место стоял мужчина в черной куртке. На бритом черепе бросался в глаза обрамляющий голову широкий рубец: будто бы на голову сверху упал нимб и прожег кожу. Тоомас Мандел.
– Вот непруха, черт побери, – сказал Мандел вместо приветствия.
Сами вздохнул: о случившемся знает весь город. Он не мог понять, кто растрезвонил эту новость, точно не он. Но теперь с этим остается только смириться: все в курсе, что его надул проклятый турок, который как сквозь землю провалился. Всем известно, что затея с замороженными морепродуктами пошла прахом.
Сами лишь пожал плечами и продолжил, как плуг, толкать перед собой коляску, а Мандел подстроился под его темп. Вместе они направились в сторону площади Нюторгет.
– Ну что, ты обдумал идею? – спросил Мандел.
Сами кивнул:
– Не знаю… правда не знаю, понимаешь? У меня тысяча вопросов… или сотня, не меньше.
– Валяй. Но не уверен, что смогу ответить на все вопросы, – уклончиво ответил Мандел. – Но я работаю над этим.
– Расскажи еще раз о воротах. Они закрываются, когда срабатывает сигнализация, да? И там же охранников чертова туча…
– Вечером на объекте шестнадцать охранников, – уточнил Мандел.
– Но ведь эти шестнадцать вызовут подкрепление! Понимаешь? Если каждый охранник позвонит в полицию, и приедет столько же машин… Сотня ментов… Сколько у нас времени?
Это насущный вопрос: при ограблении ипподрома в Тэбю нужно уметь быстро уносить ноги. Деньги хранятся в закрытой комнате, охранники забирают их около полуночи. Попасть в комнату – нехитрое дело, а вот как из нее выбраться… этот вопрос висел в воздухе.
Пока Мандел объяснял свой замысел, они успели пройти весь парк. Сами внимательно слушал и задавал вопросы.
С того момента, когда Сами стоял в порту в тщетном ожидании корабля с креветками, прошло десять дней. В то утро он вернулся домой без запланированного шампанского, зато с плохо скрываемым разочарованием.
Карин сидела на кухне и ела подсушенные, но еще липкие черносливины прямо из пакета. Стены их дома были все в трещинах, по полу гулял сквозняк. Карин затянула потуже длинный белый махровый халат – подарок мужа:
– Я тебе теперь противна, да?
Сами, который еще не успел снять куртку, изобразил улыбку, покачал головой и сказал, что он привык.