Рыцарь шикнул на карлика, и тот замолчал. Мы с Малышкой тоже ничего не говорили, слова шута были полной чушью. Я искренне полюбил эту странную девочку, и пусть я не до конца понимал природы своей любви, но ничего греховного в ней не было.
— Твоя дочь, — начал рыцарь, — нравится моему шуту. Как Привязанный ты должен отдать её. Такова моя воля.
Что-то внутри меня надломилось. Я услышал, как где-то вдалеке засмеял ся карлик. Услышал, как всхлипнула моя Малышка. Я сжал рукой свой старый меч и уже приготовился напасть на рыцаря — будь потом что будет, — но опоздал. Рыцарь, с мертвенно бледным лицом оседал на землю. Время словно замедлилось. Я понимал, что Малышка убила рыцаря, и что у меня нет выбора. Я подскочил с земли и рубанул мечом шута — слева направо, раскраивая несчастного на куски. Мне не было его жаль, я плохо представлял, что делаю. Через секунду мир снова стал реальным. Я стоял над двумя трупами и крепко сжимал меч, Малышка Смерть же стояла за моей спиной и плакала. Нас окружили ратники. Один из них торопливо снимал с рыцарского коня всё лишнее — доспехи, флаги, пики, знамёна. Я всё понимал без слов — соратники, с которыми я провёл вместе девять лет, спасали мою жизнь. Малышка Смерть тоже это понимала. Мы молча уселись на коня и выслушали, в какой стороне Лавия, а в какой Некрия. Затем я ударил лошадь пятками по бокам и поспешил в сторону вражеского государства, так, чтобы нас никто не заметил. Это было несложно, впрочем, я даже не надеялся ни на что. Всё, что я чувствовал, это как к моей спине прижимается Малышка Смерть и рыдает. Её слезы были самым страшным. Жизнь, которую она так полюбила, рушилась из-за её чудовищного дара. Я даже боялся представить, что чувствует сейчас девочка. Мы двигались в сторону одного из Некрийских поселений.
Наверное, всё могло бы быть куда проще, чем случилось на самом деле. Мы могли бы найти какую-нибудь деревеньку, построить дом на окраине и жить, как все нормальные люди. Поговаривали, что в Некрии были вполне сносные налоги. Но Богине было угодно по-другому.
Глава 4
«Шут»
А теперь время для небольшого пояснения. Наверняка, вас так же, как и меня, заинтересовал вопрос: а как вообще этот маленький уродец попал к рыцарям, и что ему было нужно от Малышки? Я выяснил это позже, и сейчас расскажу вам. Итак, вернёмся в тот вечер, когда мы с Малышкой Смертью встали под знамёна Дракона и отправились на войну с Некрией. Карлик пил кружку за кружкой, но блаженного чувства опьянения всё ещё не было. Тавернщик, пожилой мужчина с повадками королевского палача, молча опустошал свои запасы, открывая всё новые и новые бочонки с непонятной бурдой. Которую он, впрочем, с самым невинным вином выдавал за некрийское вино. Карлик и сам не спешил вступать в разговоры с кем-либо. Его лучший аттракцион, его самая ценная покупка за последние пять лет, предала его. Нет, карлик понимал, что возможно, он был слишком строг к уродке. Но всё же такого злодейства, он простить не мог. «Нет, ну вы только представьте, — жаловался неведомо кому карлик, воображая, вероятно, целый табор сочувствующих друзей. — Только представьте себе, какого мне сейчас? Эта маленькая дрянь сбежала из моего замечательного цирка с какимто деревянным мальчишкой!» Под деревянным мальчишкой карлик имел в виду, разумеется, меня — на тот момент ещё безымянного ратника, проткнувшего карличий зад своим метательным ножом. Наверное, у конферанса был опыт в общении с солдатской братией, которая иногда могла быть излишне инфантильной и прямолинейной. Попросту говоря, некоторые мои товарищи по оружии были просто дуболомами. Не сомневаюсь, многие ратники приходили на представления без платы и часто устраивали в цирке дебош. Даже мой поступок можно было бы так расценить. Но я отвлёкся от истории карлика.
Он уже собирался уходить, отчаявшись уже напиться, как увидел в дверях таверны женскую фигуру в чёрном балахоне. Карлик склонил голову, то же самое сделали и остальные пьяницы, включая и тавернщика-палача. Конферанс бросил ему несколько медяков и направился было к выходу, но фигура в балахоне остановила его. Женщина ничего даже не сказала, просто посмотрела на карлика и тот остановился.
— Чего угодно Богине и жрице Её? — выдавил он своим тонким, омерзительным голоском.
Жрица ответила не сразу. Сначала она долго, пристально и оценивающе разглядывала карлика, потом так же долго жевала и пробовала на вкус какие-то слова. Наконец она решила выплюнуть их.
— Ты упустил Судьбу, — слова оказались горькими и, возможно, даже ядовитыми. Они словно шипели и разбрызгивались на коже уродливого конферанса. — Дочь Самой покинула тебя и Богиня рассержена.