— Есть! — знакомый вопль заглушил остальные звуки. — Я поймал, я, я, я!
— Ну, теперь всех достанет своей звёздностью, — вздохнул Павел, наблюдая за радостным Геннадием Вакиридзе, который напрямую бежал к ёлке, сжимая пальцами под жабры приличных размеров рыбину.
— Ефим, гляди — с биркой! — радостно сообщил Вакиридзе.
— Ты бы хоть поберёг форельку-то, — нахмурился Шишигин. — Ишь, надавил — кровища так и хлещет…
— А чего её жалеть-то? Моя рыба — чего хочу, то и делаю.
— Может, я её у тебя выкупить хочу и обратно в озеро отпустить.
— И за сколько же выкупить? — Вакиридзе, остановился напротив стола, с другой стороны которого на него взирали Павел и хозяин водоёма.
Ответить Шишигин не успел. Форель, которую держал Геннадий, извернулась и выскользнула из пальцев, а сам рыболов в неудачной попытке её поймать шмякнулся на лед. Со всех сторон раздался гогот. Вакиридзе быстро вскочил, но вместо того, чтобы посмеяться вместе со всеми, зло наподдал рыбину носком сапога. Та отлетела и ударилась о бочку с ёлкой.
Звук удара получился громким, и все, видевшие, как Вакиридзе обошёлся с форелью, как-то разом замолчали. Но уже в следующее мгновение тишину нарушила какофония всплесков. Сначала Павел захотел ущипнуть себя — не спит ли, не выпитая ли водка сыграла шутку со зрением. Но, взглянув на Шишигина, понял, что и тот в шоке от увиденного, — из просверленных рыбаками лунок одна за другой выпрыгивали рыбы! С фонтаном брызг они взмывали в воздух на высоту человеческого роста и, извиваясь серебристо-малиновыми телами, падали на лед. Форелей было много — и больших, и маленьких. Это был настоящий форелевый салют, и ничего необычнее и красивее Павел в своей жизни не видел.
Бьющейся на льду рыбы становилось все больше и больше. Рыболовы, сначала поражённые увиденным, наконец сообразили, что это самая что ни на есть халява, и, отбросив удочки, принялись хватать руками скользкую добычу и торопливо засовывать в свои ящики. Но длилось это недолго. Лёд в пределах очерченного Снегурочкой круга как-то разом покрылся множеством трещин и начал колоться. Люди, только что передвигавшиеся по тверди, оказались на раскачивающихся, уходящих из-под ног, продолжавших ломаться льдинах. Соскальзывающие с них рыбы попадали в родную стихию, для людей же купание в ледяной воде не сулило ничего хорошего.
Первым окунулся Вакиридзе. Он тут же вынырнул с ошалелыми глазами и замолотил руками по ледяному крошеву.
— Сюда давай, сюда! — закричал ему Павел, оставшийся стоять на покачивающемся настиле. В кармане куртки у него была верёвка с петлями на концах, припасённая специально для подобных случаев. Ему доводилось и самому проваливаться в полынью, и вытаскивать других. Сейчас он машинально достал верёвку и приготовился бросить один конец приятелю, когда тот приблизится на доступное расстояние. Кажется, Вакиридзе его понял и стал грести ещё энергичнее.
Со всех сторон слышались крики оказавшихся в воде людей. Кто-то просто орал, очумело размахивая руками, кто-то целеустремленно продвигался туда, где лёд оставался крепким.
— Ефим, что происходит? — раскручивая верёвку, спросил Павел.
— Человекалка, — голос Шишигина дрогнул
— Что?
— Я не знал, я не хотел…
— Чего не хотел?
— Он бы её утопил…
— Ты про что? Кто кого утопил?
— Подлёдный король! Мою Ниночку!
— Чего-чего? — за криками Павел плохо разобрал слова Шишигина. Да и спасательную верёвку уже пора было подбросить приблизившемуся Геннадию. Что Павел и сделал, даже немного перекинув её через приятеля. Вакиридзе схватил её со второй попытки. Павел сразу потянул верёвку на себя, и она заскользила в пальцах тонущего.
— В петлю руку продень, в петлю!
Со своей стороны Павел продел руку в петлю с самого начала, и когда Вакиридзе сделал то же самое, верёвка соединила их, как трос соединяет альпинистов. Теперь оба должны были либо спастись, либо утонуть. Быстро подтянуть приятеля к настилу не получалось. Павел оглянулся на Шишигина, чтобы попросить помочь, и только сейчас начал вникать в суть бормотания побледневшего хозяина водоёма.
— …она была маленькой… Мы договорились,… Он велел мне… когда Ниночке станет восемнадцать, устроить человекалку… сказал, если я не принесу в жертву рыбаков, он заберёт её к себе под лёд…
— Какие жертвы? — прохрипел Павел, натужно подтягивая верёвку.
Шум вокруг изменился. Люди, не успевшие выбраться на твёрдый лёд, начали не только материться и звать на помощь, но и визжать, будто их живьем режут. Павел завертел головой и задержал взгляд на Неспокойном, который был неподалеку от Вакиридзе. Но если Геннадий одной рукой сжимал верёвку, а другой то и дело взмахивал, помогая продвижению, то у Неспокойного над водой торчала только голова.