— Ну, — вкрадчиво осведомился парень, — так как, говоришь, твоё имя?
— Я уже несколько раз называл тебе своё имя, брат, — устало сказал Саул. — Господь свидетель, с тех пор оно не изменилось.
— Какой я тебе брат, гнида?! — прошипел парень. — Таких дрищей у меня в родне отродясь не было. Ты должен звать меня Ральфом. Запомнил?! Ральф! И всё!
Саул торопливо кивнул головой.
— Так как тебя зовут? — парень всем корпусом подался вперёд.
— Моё имя — Саул…
— Врёшь! — радостно сказал Ральф.
— Какой мне резон тебя обманывать? — Саул взглянул парню прямо в квадратное лицо и тут же отвёл глаза. — Господь свидетель, я говорю правду.
— Какой резон? — переспросил Ральф. —
А такой, что ты сам себе враг. Не понимаешь ты своей выгоды, дристос. А ещё раз скажешь «господь», я тебе голову отверну, и всё.
— Я не понимаю… — обречённо пробормотал Саул.
— Тогда мы продолжим, — Ральф качнулся взад-вперёд, — пока понимать не начнёшь.
Он развернулся и пошёл к противоположной стене просторного, плохо освещённого помещения, туда, где сидела на куче тряпья белобрысая девчонка. При его приближении девчонка слабо дёрнулась, пытаясь освободить руку из наручников, пристёгнутых к вделанной в бетон металлической скобе. Ральф на ходу обернулся и весело крикнул:
— Подумай, дристос, подумай, а я её маленько побью пока!
Девчонка громко засопела, вжимаясь спиной в стену.
…Не владей ничем, кроме себя самого.
Не проси ничего сверх и не ропщи на данное. Люби Создателя больше, чем тварей его…
Саул закрыл глаза…
Его подловили возле продуктового супермаркета «Мишлен». Двое парней заступили дорогу. Уже предчувствуя недоброе, Саул попытался их обойти, но сбоку появился третий.
— Здорово, дристос, — сказал один из парней. — Ты разве не знаешь, что сегодня здесь вашим не подают?
— Особенно тем, от кого говном несёт, — сказал второй.
И тут же Саула ударили в ухо. Он ныр нул всем корпусом, пропуская кулак мимо правой щеки, и попытался вырваться. Будь парней трое или даже четверо, имелся бы реальный шанс проскользнуть между крепкими, но не слишком умелыми бойцами, и броситься бежать, однако парней было шестеро.
Первые двадцать секунд Саул вертелся ужом, уходя от сыпавшихся со всех сторон ударов, потом его сбили и принялись пинать. Он закрывал руками голову, стараясь напрягать нужные мышцы, чтобы уберечь рёбра и внутренности, а его сладостно топтали, возя по мокрому асфальту. Мимо бежали прохожие, скользили заскорузлыми взглядами сквозь цветные отсветы голорекламы, и торопились дальше. Полиции было тем более наплевать. Если ребята с высоким коэффициентом агрессии выясняют отношения, так пусть себе выясняют. А если сильные бьют слабого, так это сам бог велел.
Последним, что увидел Саул перед тем, как провалиться в беспамятство, был полированный борт огромного красного фургона, а дальше на него навалилась тягучая муторная пустота. Он не помнил, как его волокли по асфальту, затаскивали в фургон, везли по вечерним улицам, не помнил, как очутился в пустынном тупичке закрытой на ремонт подземной стоянки, не помнил, откуда взялась белобрысая девчонка. То ли её везли в том же фургоне, то ли она уже была здесь, когда Саула пристёгивали наручниками к железной скобе от снятого парковочного счётчика. Вот Ральфа он помнил. Ральф был рядом с самого начала, а всё остальное додумалось позже, много позже.
Какая всё-таки нелепость…
…Не владей ничем, кроме себя самого. Не проси ничего сверх и не ропщи на данное…
— Эй, дрищ! — голос Ральфа гулко раскатился в пустом помещении. — А ты, я гляжу, заскучал?
Саул быстро раскрыл глаза.
— Не желаешь присоединиться? — Ральф ткнул пальцем в сторону девчонки. — Шлюшка будет потом гордиться тем, что её колотила такая важная птица, как ты.
Если жива останется.
Саул покачал головой.
— Нет, — сказал он, стараясь выговаривать слова внятно. — Я не люблю, когда кого-то бьют.
— А что так? — Ральф несильно пнул девчонку напоследок и вразвалку пошёл к стоявшему возле торцовой стенки большому тетрапакету с надписью ’Бренди-бренд’.
Этот пакет, Саул и девчонка были вершинами равностороннего треугольника, между которыми размеренно перемещался краснощёкий громила.
— …ибо мир земной — суть зерцало, — негромко сказал Саул. — И всякий вред, причинённый твари Божьей, останется в тебе тёмным осадком, изуродует твою душу, ум и сердце. И что ты скажешь Создателю в своё оправдание, когда предстанешь перед троном его, чтобы получить последний приговор?