— Хмммм… как печально, — произнес призрак. — Надо будет навестить его в Безвременьи… Но знаете, коллега Шломиэль, это событие нисколько не влияет на правильность нашего решения. Просто коллега герцог должен был изменить и своё поведение в соответствии с новой ситуацией, а он этого не сделал. За что и поплатился.
— Да, трагическая безвременная кончина! — сказал рабби Ашкенази почему-то весёлым голосом. — Господа рыцари потом придумали легенду, что их вождь погиб, сражаясь с огромной армией агарян, от руки самого султана Цалах ад-Дина! Так теперь все и думают. Лишь немногие знают правду.
— А как сложилась, коллега, ваша дальнейшая судьба? — участливо спросило привидение.
— О, я ещё два года служил у господ рыцарей советником и казначеем, — с энтузиазмом ответил Шломиэль, — побывал в разных местах… Видел множество сражений… Знаете, однажды я стал свидетелем того, как византийские воины сожгли греческим огнем целый отряд агарян. Можно ли представить себе оружие более ужасное? Но и оно не помогло — султан Цалах ад-Дин недавно прогнал всех господ рыцарей обратно в Европу. Погрузились они на корабли и уплыли. Мдаа… Какие тяжелые, трудные для жизни времена… А как насчёт вас, рабби-рыцарь? Счастлива ли была ваша жизнь? Легка ли была ваша смерть?
— Не могу сказать, коллега, что я прожил счастливую жизнь, — задумчиво промолвил призрак. — Но моя судьба оказалась весьма и весьма интересной. Я прошёл через большую и страшную войну, бежал из своей страны и обрёл убежище в другой, много работал для победы. Я вообще очень много работал и очень многого достиг. А умер от рака, которым заболел, пропитавшись радиацией на испытаниях водородных бомб. Эх, коллега Шломиэль, знали бы вы только, какие ещё времена придется людям пережить!..
Вдовин Андрей Николаевич anvdovin@mail.ru
По ту сторону себя
От редакции: Удивительна память тела о втором себе. Так, что мороз по коже — и это у офицеров белой армии, профессионалов, прошедшихвгражданской войне огонь, воду и медные трубы. И тихая печаль матери, понимающей, что даже с этим бесценным шансом она ничего не в силах изменить…
Ротмистр Окунев вышел на крыльцо и задымил папироской. Взгляд рассеянно скользнул по притихшему селу.
Стояло погожее осеннее утро, косые солнечные лучи заливали улицу, и в яркой синеве над крышами домов горели золотом кресты белокаменной церкви.
А на душе у ротмистра было пакостно. Его, офицера белой армии, кавалера трёх георгиевских крестов, вот уже который день терзали чёрные мысли, и он чувствовал, что ничего не может с этим поделать. Что тут поделаешь, когда впереди не видно никакого просвета — лишь разверзнутая оскаленная бездна, готовая поглотить, уничтожить…
— Боже, что ждёт Россию… — прошептал он одними губами.
Видно, так и придётся принять смерть за Отчизну здесь, в опостылевшей Алтайской губернии, вдали от милых сердцу Уральских гор, где прошло детство…
— Ваше благородие!… — донеслось вдруг с улицы.
Окунев, словно очнувшись, повернул голову.
В калитку вбежал плюгавенький рыжебородый мужичонка. Ротмистр сейчас же узнал Чичерина, здешнего крестьянина-середняка.
— Ваше благородие!… Антон Палыч!… — прокричал, задыхаясь, Чичерин.
Окунев устало поморщился. Чичерин был мелкой, продажной душонкой, которого приходилось терпеть только за то, что он превосходно знал все окрестные места и оказывал существенную помощь в борьбе с красными партизанами, которые в последнее время доставляли всё больше и больше хлопот.
— Ваше благородие!
Настороженным взглядом ротмистр окинул мокрого от пота селянина: глаза в пол-лица, а зрачки тёмные, точно омуты.
— Чего тебе? — спросил Окунев, чуя неладное.
— Там… там… — Чичерин никак не мог справиться с дыханием, а сам всё тыкал рукой куда-то за околицу.
— Что? Партизаны? — Окунев уже повернулся было к караульному, но мужичонка отчаянно замотал головой.