Ядвига выпустила горло парня, небрежно отряхнула руки, глянула на Дашку, улыбнулась, облизнулась, подмигнула — и с неуловимой глазом скоростью метнулась к ней. Дарья не успела даже вздохнуть, сгруппироваться — тварь сбила её с ног, выдрала клок седеющих волос, пытаясь откинуть их с шеи, и впилась зубами в горло. Даша захрипела, беспомощно трепыхаясь.
Сейчас она не отключилась — в сознании огнём пылала мысль, что третий укус смертелен, не позволяя нырнуть в приятный туман беспамятства. Девушка замахнулась ножом, который все ещё сжимала в кулаке, но ядвига, даже не оторвавшись от горла, перехватила руку. Даша лежала, тряслась, слышала над ухом булькающие звуки, задыхалась под весом чудовища, чувствовала, как обжигающей струёй проникает в тело отрава, и осознавала, осознавала, что это конец. Рука с ножом, перехваченная ядвигой, судорожно дёргалась, но хватка твари была железной. Через долгое, долгое время ядвига её отпустила, удовлетворённо сглотнула и приподнялась на локтях, разглядывая жалкую жертву. Даша уже в голос рыдала, захлёбываясь соплями и слезами. Это невыносимо, невозможно — быть ещё живой, до последнего нерва живой, и знать, что она покойница. От слез не полегчало, а перед глазами млела в злорадной улыбке ядвига. Девушка снова отчаянно забилась, повизгивая от ярости, за которой пыталась спрятаться от непоборимого животного страха. Ядвига расхохоталась и, играючи, принялась отпускать и ловить Дашину руку с ножом, не позволяя нанести удар. И Дашка, не вынеся издёвки, уже собиралась выронить нож. Забыться в полной апатии на холодном клочке асфальта. Тварь её уже убила, пусть теперь. Пусть убирается, а не хихикает мерзким, прекрасным, полным жизни смехом.
Когда девушка почти разжала пальцы, потеплел вдруг кулон на груди и магнитом прыгнул в лицо ядвиге. Чудовище взвизгнуло. Кулон прилип к её щеке, оставляя глубокий, запахший палёным мясом ожог. Ядвига, забыв обо всём, схватилась за лицо. А Дашка, прежде чем тварь успела вскочить с неё, вогнала той нож в шею — туда же, где ядвига трижды прокусила шею ей. Тупой нож вошёл в плоть наполовину — вбить его оказалось гораздо сложнее, чем резать на кухне скользкое размороженное мясо. Даша, вопя от ужаса, столкнула с себя бьющуюся в конвульсиях ядвигу, приподнялась и всем весом навалилась на рукоять ножа. Было мерзко и тяжело — нож не слушался, края рваной раны тут же начали затягиваться. Глаза чудовища закатились, в горле булькало, руки скребли по асфальту, но ядвига не сопротивлялась — просто дёргалось тело, никак уже не управляемое разумом. Это были самые кошмарные минуты в Дашкиной жизни — она с ног до головы измазалась кровью, ярко-алой, — не чета её собственной, отравленной, — она пилила и терзала шею, но не могла допилить даже до кости, а рана то и дело зарастала болезненно-розовой кожей.
— Ничего ты там не отпилишь, кухонным ножом, — пропыхтел отпавший от твари, но ещё дымящийся кулон. — Сожги её. Видишь костёр? Только не вынимай нож из раны, а то регенерирует и очнётся.
Дашка измученно покосилась на мусорные бачки. Там тлел сваленный в кучу и подожжённый кем-то хлам. До кучи было мучительно далеко. Не больше десяти метров, но для ослабленной Дашки, да ещё если волочь ядвигу, — невозможно далеко. Только что снова располосованная ножом рана заросла на пару сантиметров. Дарья схватила ядвигу за голову, удерживая в горле нож, и тяжело поволокла, в душе надеясь, что голова вот-вот оторвётся сама. Она тащила тело долго, вначале на полусогнутых, потом ползя на коленках. За ядвигой тянулся широкий кровавый след. Кое-где остались и чёрные бусинки Дашкиной крови, сочащейся из содранных коленей.
Когда девушка тяжело втащила ядвигу головой в костёр, почти потухшее пламя вспыхнуло ярко и весело, опалив Дашке руки и волосы. Дарья с визгом откатилась, дуя на ладони. Но тут же, забыв о боли, изумлённо уставилась на жарко трещащий огонь. Плоть ядвиги горела лучше нефти.
Пламя лизало мраморную кожу и пышные волосы, бежало ручейком по пятнам запёкшейся крови. Тело ёжилось и чуть не плавилось воском. Дашка поползла задом от опасно расходившегося огня, но до последнего видела остекленевшие глаза ядвиги за горячей красной стеной. Потом огонь пожрал и глаза, оставив пустые провалы черепа, а ещё через несколько мгновений и череп рассыпался чёрными струйками пепла. Огонь, не желая успокаиваться, так же жадно затанцевал на мусорной куче, превратив в горячий горн место, где не осталось и памяти о том, что недавно было ядвигой.
Даша уткнулась лбом в коленки и разревелась.
— Рассказать тебе сказку?