Всё это так обычно, что встать бы, вмазать горячей сковородкой с плиты тётке по черепу и свалить — ведь вокруг ничего сверхъестественного и действующего на психику.
Страшно другое. То, что тело налито невозможной тяжестью, и ей сейчас хуже, чем во все разом взятые болезни, которыми она болела. И ядвига может, весело что-то напевая, делать свой кофе. Потому что Даша не то что за сковородку не схватится — Дашенька не может и пальчиком шевельнуть без головокружительной дурноты.
Титаническим усилием девушка приподняла руку и чуть не завопила. Вопить она, оказывается, тоже не может. Голосовые связки ссохлись бесполезными тряпочками. А рука — рука раздулась, пошла пятнами и морщинами, кольца впились в сосискообразные пальцы. Дарья уронила руку и сумела страдальчески застонать.
Ядвига обернулась на звук и брезгливо пнула девушку носком тапка.
— Доброе утро, милочка! Красавица неземная! Так бы тебя и расцеловала! — дурашливо потрепала Дашку по щекам. — Какая я лёгкая! Какая молодая! Как приятно выливать в тебя эту дрянь! Солнце взошло. Хочу туда, лёгкая-лёгкая, так бы и полетела! — глаза чудовища искрились полубезумным восторгом и жаждой деятельности. Дарья возненавидела её в этот момент всеми фибрами души — за то, что красивая, беспечная и весёлая.
А Даша сейчас внутри, снаружи, в теле и в подсознании ощущала одну паразитом угнездившуюся тяжесть, как будто вся она — непомерно тяжёлая гиря, отлитая из мерзкой, источившей органы дряни.
Ядвига ласково дунула девушке в лицо, рассмеялась звонко и даже, что обидно, совсем не злорадно. Как будто та была пустым местом, бессловесным сосудом, уже приговорённым ничем. Дашка брезгливо скривилась и, сложив плохо гнущиеся пальцы, показала твари фак. Ядвига расхохоталась ещё звонче, небрежно пихнула ногой к Дашке валяющийся на полу кулон, поставила блюдце с бутербродами, подмигнув, положила рядом нож, певучим голосом пожелала хорошо провести время и упорхнула, гремя дверьми. Из подъезда донеслось ликующее пение, кажется, про «пусть всегда будет солнце». Сильный голос, расставшись с хозяйкой, ещё долго гулял эхом по исписанным унылым стенам.
Дарья в бессильной ярости стиснула кулаки. Это было так радостно, так похоже на неё и так ей теперь недоступно.
— Да, ядвиг иногда получает какие-то черты жертвы. То внешность, то повадки. Учитывая усугубляющееся с годами безумие, смесь выходит гремучая, — ожил где-то под диваном кулон. Голос изменился и стал совершенно невозможным: ни женским, ни мужским, журчащим и шелестящим. Такая речь, казалось, должна сливаться в невнятный, но милый слуху гул.
Дашка же улавливала смысл струящихся слов удивительно ясно. Немыслимый, чаровничий голос. Его тембр проветрил голову и даже слегка разогнал застывшую в венах отраву.
— Кто ты? — прохрипела девушка ещё вчера мелькавший в голове вопрос.
— Знаешь, — проигнорировал её кулон, — после третьего укуса процесс будет необратим.
Сменить тему безделушке удалось блестяще. Дашка даже перестала лежать колодой и с усилием приподнялась на локтях.
— О, и что, — саркастично прохрипела она, пытаясь скрыть страх и жадное любопытство, — я превращусь в ядвига?
— Нет, зачем? — в голосе прозвучало искреннее удивление. — Ядвигами рождаются, а не становятся. А после третьего укуса твоё тело, увы, будет отравлено окончательно и ничто уже не предотвратит медленной смерти.
— Да пошёл ты! — Дашка неожиданно легко, откуда только силы взялись, вскочила. — Я убегу отсюда! Это всего лишь вшивая квартира! Этого вообще всего не может быть!
— Снова заново! — простонал кулон уже вполне человеческим голосом. — Понимаю, если ничего не можешь сделать, проще всего происходящее отрицать.
А я, к слову, искренне хотел бы тебе помочь.
Девушка беспомощно передёрнула плечами.
— Она зверски сильная, эта тварь. А мне так плохо… Я этим ножом, — Даша повертела в руках лезвие, — даже замахнуться не смогу. Ещё вчера не смогла.
— Тебе надо бежать, а не драться.
Я помогу обмануть удерживающие чары. Несложно — начертить пару символов, сбрызнуть кровью и всё такое. Скроешься, а там отоспишься, отъешься, витаминчиков попьёшь — и вернёшь прежнюю форму. Главное, что не было ещё третьего укуса. Идёт? Только меня с собой прихватить не забудь.
— Что ж ты раньше молчал?! — Дашка попробовала заорать и закашлялась. — Да, конечно, миленький, родной, золотой, вытащи меня отсюда! — умоляюще зашептала она, растирая горло.
— От первого укуса узы подчинения сильнее всего, бесполезно было, — голос сделался задумчивым. — Значит так, вставай, ищи мел, уголь, сажу, маркеры — что угодно, чем можно чертить на полу. И спички. Да не стенай так. Пободрее — тебе нужно далеко уйти до заката.