— Слышали сейчас что-нибудь?
— Нет, Государь, не слыхали!
— Всё тихо было, разве что служки воеводские ходили с поварни, но тому уж долгонько…
М-да… Слуги с кухни шляются мимо царской спальни… И охрана их игнорирует! В двадцать первом веке в такое не поверит никто. Но здесь и сейчас ничего поделать нельзя: отдельного царского жилого комплекса в Ельце нет, квартирую на воеводском подворье. По здешним понятиям — с максимумом комфорта, а сравнить с моим будущим — в редком колхозе такая убогость встречалась, и то — там, где война туда-сюда прошла, годов до шестидесятых. Ладно, будет вам, ребята, цивилизация, если доживём с вами до исполнения моих задумок. Сейчас пока пробуем с первой нашей бедой сладить, дороги начали строить. С дураками, конечно, придётся сложнее — их не сеют, не жнут, сами родятся…
— Илья, Ждан — за мной! — Возвращаюсь в горницу. Вызванные стрельцы следом.
— Ну-ка, выньте окошко. Да не попортите, его потом обратно ставить.
Рамы на Руси в оконные проёмы вделывают намертво, для проветривания помещений они не пригодны. Да и воевода здешний, хоть и берёт на лапу — без «посулов» никакое дело тут не делается, все мздоимствуют, от писца до царского конюшего, — но Елец город не богатый и на слюду в окнах, а тем более — на дорогое стекло — он пока что нахапать не успел. А может быть, просто жмотничает из-за куркулистости характера. Потому во всех окнах боярского терема вставлены выскобленные бычьи пузыри. Света сквозь такие окошки проникает немного, да и то ближе к середине дня, а увидеть, что происходит снаружи — невозможно по определению.
При помощи засапожных ножей стрельцы устроили проветривание буквально через пять минут. В горницу сразу же проник свет летнего рассвета, спёртый воздух в помещении посвежел — и откуда-то издалека, похоже, из-за стен детинца, еле слышно на два голоса зазвучала песня. Очень знакомая песня…
Да, я знал эту мелодию и эти слова. Когда-то, столетия вперёд, их пел с экрана немолодой красноармеец-обозник, догоняющий свою часть по дорогам Болгарии. Я видел это кино несколько раз: в нём не было казённо-замполитского «уря-уря-всехпобедизма», оно не вызывало отторжения, что порой случалось с «киноофициозом». Только пелось там не про Царьград, переименованный турецкими оккупантами в Стамбул, а про Берлин, войти в который во время войны мечтали мы все, от рядового пехотного Вани до маршалов и самого Верховного Главнокомандующего. Дошли не все: кто-то погиб, кто-то, раненый, остался в тылах наступающих войск. А кого-то, как того самого ездового обозника, военные пути занесли на другой участок фронта, слишком далёкий от гитлеровского логова…