Миновав печальное место, мы вскоре услышали характерный шум рукопашного боя: лязг металла о металл, разноязычные проклятия и команды, вскрики поражаемых сталью людей.
— Великий Государь, дозволь поворотить вобрат? Там подале еще проулок есть, по нему к Скородому[21] и выберемся. Дольше, но твоему царскому величеству гораздо сохраннее.
Желание сотника избегать, по возможности, стычек, имея под своей командой отряд численностью в десять человек, включая самого Зернина и тщательно оберегаемого самодержца, было понятно.
Но, с другой стороны, царь, прячущийся в заулках и норовящий удрать от опасности, даже не увидев, что именно ему грозит — вряд ли будет пользоваться авторитетом у окружающих.
Ведь я сам всегда презирал «начальничков», прячущихся на войне далеко в тылу под пятью накатами блиндажей, а в мирное время просиживающих кожаные кресла в кабинетах размером со спортзал. Они отгораживались от народа адъютантами, секретарями, секьюрити, полицаями, хитрыми и несправедливыми законами — и народ их люто и вдохновенно ненавидел. И рано или поздно такая ненависть выплёскивалась: то Пугачёвщиной, то Пятым годом, то Семнадцатым…
Сейчас вот дело идет к Смуте, к очередной междоусобице, в которую подбросят огонька и поляки, и шведы. Внук рассказывал в своё время, учась в аспирантуре, что когда первые Романовы провели учёт налогов на Руси, выяснилось, что много существовавших еще при Борисе Годунове сёл и мелких городков просто исчезли. Жилища сгорели или были разрушены, а жители — кто погиб, кто сбежал, кого угнали в неволю…
— Нет, Евстафий Никитин. Там нас не ждут и не знают нашего числа. Атакуем с ходу! Но сперва предложим сложить оружие. Не дело лишний грех на себя брать, русскую кровь лить зря. А вот коли не сдадутся, тогда и бить: кровь их на них же будет.
Понял ли?
— Слушаю, Великий Государь! Твоя воля.
Несколько кратких команд, очередное перестроение, трехминутное движение между неизменными московскими заборами-частоколами — и вот перед нами место стычки.
Толпа человек в тридцать, среди которой мелькают и бойцы во вполне приличных тегиляях, кое-кто — даже в шлемах и при саблях, — норовит прорваться в крохотную деревянную часовенку, на ступенях которой отмахиваются длинными клинками двое воинов в европейских шлемах и железных кирасах. На земле лежит с дюжину тел, одетых как в русские кафтаны, так и в европейскую одежду. Некоторые из них еще подают признаки жизни, но большинство не шевелится даже когда попадает под ноги нападающим.
Увлеченные боем сражающиеся даже не заметили появления нашего отряда: никто из атакующих не смотрел в нашу сторону, а защитникам часовни было откровенно не до того.
Воспользовавшись этим, стрельцы выстроились в две шеренги. Первый ряд, укрепив пищали на сошках, приготовился дать залп. Задние же держали заряженные ружья, чтобы сразу же передать их передним, если первые выстрелы не вразумят разошедшихся вояк.
Я, по чапаевскому завету, обозревал местность с возвышенности, в роли которой выступил отнюдь не киношный чугунок из-под картошки, а трофейный жеребец.
— Нет, ты посмотри, сотник, какое нахальство! К ним, понимаешь ли, сам царь прибыл, а они даже «здравствуй» не сказали!
Стоящий рядом с обнажённой саблей на плече Зернин, оценив шутку, усмехнулся:
— Так невежи ведь, Государь! Видать, пороли их мало и с небрежением. Дозволь вежеству поучить?
— Поучишь ещё. А ну-ка — обратился я к «молодому специалисту по переводу с челюстно-лицево-травмированного» на общепонятный русский, — пальни-ка разок вверх, чтоб заткнулись. А то их и не перекричать, так чего зря глотку надсаживать!
— Слушаю, Великий Государь! — щелкнул пищальный курок, воспламененный фитилём порох зашипел, разбрасывая весёлые искорки, и выстрел громыхнул, перекрывая гвалт и звон металла.
От неожиданности, как мне показалось, участники сражения на миг застыли. Кто-то из нападающих кинулся в стороны, огибая часовню, кто-то чуть отступил, вероятно, подумав, что прибыла огневая поддержка и опасаясь оказаться на линии огня. Но многие из толпы повернулись на звук выстрела, разумно рассудив, что обороняющиеся бойцы никуда со ступенек не денутся, а вот пренебрегать пищальниками за спиной не стоит: такое равнодушие может быть весьма чревато.
Не думаю, что вид стрелецкого десятка с готовыми к залпу ружьями доставил погромщикам удовольствие, учитывая, что стволы были направлены не куда-то, а прямо в них.
21
Скородом, он же Деревянный город — в описываемое время внешняя оборонительная линия Москвы, состоявшая из земляного вала с возведёнными на нём бревенчатыми стенами и башнями с артиллерией, главным образом дробовыми «тюфяками».