— Ла-а-адно, — закатила глаза Лешая, после чего обратилась к официанту. — Будь добр, сгоняй в Бургер-тауэр. Я хочу два разорви хлебало, сливовое таложенное, шоколадный милкшейк и две большие картошки сычуаньским соусом. М-м-м… Ёл, тебе что-то заказать?
Та задумалась.
— Император-ролл, маленькую картошку и земляничный милкшейк.
Броня неспешно добралась до стула напротив, развернула его спинкой к столу, да так и уселась. Она молча взирала на официанта, который, кажется, успел уже осознать, с кем имеет дело, а потому предпочёл просто записать заказ и, убедившись, что слечнам более ничего не нужно, удалиться прочь, оставив тех наедине.
Именно тогда Ёлко и услышала вопрос Лешей:
— А почему ты не любишь подобные места? Ты же, вроде как, попаданка. И, насколько мне известно, в прошлой жизни пролетарием не была. С чего вдруг такое отношение к традициям знати?
Аналитик сложила ручки на столе, да сконцентрировала внимание на них.
— Чрезмерно старательное следование традициям того общества сделало меня слабой. В смысле, я понимаю, как это звучит, учитывая, что я и сейчас не то, чтобы в верхах боевого рейтинга хотя бы УСиМ, но по сравнению со мной тогдашней… это небо и земля. И я сейчас говорю даже не о магии.
— А о чём?
Нет, Броня отлично понимала, что подразумевает собеседница. Просто богиня желала увести разговор как можно дальше от обсуждения своей личности. Эта тема стала болезненной за последние месяцы. И пусть Ёлко не успела отличиться на почве попыток “докопаться” до “куклы”, но обжёгись на молоке, дуют и на воду.
— О многом. Думаю, ты догадалась, что в первую очередь речь идёт об информированности. Предупреждён — значит вооружён. В прошлой жизни я совершенно не следила ни за политикой, ни за финансами. Благородной женщине в том обществе этого не требовалось. Более того, меня старательно ограждали от подобных занятий. А я и не была против.
— Но в Форгерии женщин не ограждают от политики. Благородных, я имею в виду, — усмехнулась Лешая. — Напротив, вас хоть и стараются держать в тылах, но обучают даже боевой магии. Причём добровольно-принудительно. Конечно, это не значит, что все становятся могучими зверями войны, но против обозлённой челяди с волшебной палочкой наголо выступить можете. Так что… не в ту сторону воюешь со своим подростковым бунтом.
Ёлко закатила глаза.
— Да в курсе я. Но, знаешь, семена неприятия всего женственного пали на плодородную почву желания защитить семью, задолго до того, как я поняла устройство местного общества. К тому моменту, как я осознала отсутствие необходимости бунтовать и строить из себя пацанку, у меня за плечами был уже десяток выигранных кулачных боёв, а счёт разбитым коленкам я потеряла давным давно, — она хихикнула. — Знаешь, родители были уверены, что я в прошлой жизни была парнем. Причём очень и очень хулиганистым.
— Могу понять, откуда у них взялись такие мысли.
— Ну а ты?
— Я? — не поняла Броня.
— Да, ты. Ты ведь тоже против чего-то бунтовала. Чрезмерное следование порядку, любовь к процедурам и формализмам — это тоже форма протеста. Но, скорей, не против устоев, а против пренебрежения устоями. Или, точнее, против культуры, ищудей в обход правил. Как например это бывает в бедных кварталах, где “понятия” ценятся превыше закона.
Богиня улыбнулась.
— Этот разговор бесполезен: я и до последнего берсерка не помнила, какая из тех жизней, что я помню, моя.
Ёлко покачала головой.
— Уж точно не та, в которой ты портила фильмы втихую и бадяжила бензин ослиной мочой.
— Суп. Человеческой.
— Не важно. Имеет значение, что из такого шакала паршивого не могла получиться Броня Глашек. Ты была окружена подобными личностями, но никогда не могла принять их образ жизни. Думаю, тебя даже травили в школе.
— Если я вообще училась в школе, — заметила Лешая. — Знаешь, сколько попаданцев из тех, что плескаются во мне, жили в обществах, где образование не было особо распространено.
— С твоей-то любовью к рациональному? Уверена, ты притащила её из прошлой жизни, что подразумевает, что мир уже как минимум вошёл в эпоху просвящения или её локальнрый аналог. А в купе с твоими любовью к порядку и попытками сторониться общества, которые ты демонстрировала ещё до того, как стала заниматься некромагией, я делаю закономерный вывод, что ты тогда проживала в местах и времени, подразумевающих доступность образования такую, чтобы даже люмпенизированный элемент мог к ним приобщиться.
Броня улыбнулась.
— Мой брат, Лёва, вообще был необразованной крестьянкой, а сейчас стремится к знаниями, как никто другой.
— Это у него из-за общения с тобой. В семье более некому на него так повлиять. Родители просты и религиозны, а ты всегда проповедовала силу разума и власть человека над природой. В том числе и над его собственной. Плюс, он, в отличие от тебя, тяготел скорей к физической силе. Вспомнить хоть, как он подкараулил своих обидчиков и избил ломом.
Этот вывод заскрёб в голове у Брони с противным звуком. Словно бы заржавевшая шестерня, что цеплялась за всё подряд и мешала механизму работать. Что-то в словах Ёлко звучало неправильно, но богиня не могла понять, что именно.
Забавно, что это случилось именно на описании Лёвы, а не на попытках предположить прошлое самой Лешей.
— Думаю, ты всё-таки не права.
Да, слечна Глашек предпочла обойтись такой, довольно нейтральной формулировкой.
Но Ёлко этого было недостаточно.
— А вот я думаю, что права.
— Возможно, мне лучше знать?
— Тогда аргументируй.
С этими словами аналитик беспечно откинулась назад на стуле и вальяжно свесила одну руку.
Броня нахмурилась.
— Говорю же: я не помню.
— Тогда откуда идея, что я не права?
— Я это чувствую.
Ёлко усмехнулась.
— Агась! Обрывки образов нашлись. Что-то ты, значит, всё-таки, смогла сохранить. Это не “чувства”, а именно что информация. И на основании неё я, пожалуй, соглашусь с тобой: я ошиблась в своих выкладках по поводу Льва.
— Ты точно так же могла ошибиться насчёт меня.
— Но тебя же не коробило, когда я выдвигала предположения.
— Меня не коробило, даже когда я вспоминала своё прошлое в качестве террориста сферы обслуживания, — парировала Лешая.
Но Ёлко было не смутить. Она многозначительно подняла палец и продолжила:
— Это потому, что подобная информация всё же хранится в твоей душе. В тебе сейчас много взаимоисключающих параграфов. Но ты не соблюдаешь их все. Часть из них — причём, большую, — ты используешь, как подчинённую. Как обычную базу знаний. Но не как моральный базис.
Броня развела руками.
— Иными словами, ты сейчас могла просто угадать одну из моих душ. Но у меня их так много, проще попасть, чем промахнуться.
Ёлко выдержала паузу, а затем, с каменным лицом выдала:
— Ты считаешь, что портить плёнку и вставлять в неё кадры с порно — забавно.
— Не-ет! — тотчас же возмутилась Лешая.
— Ты считаешь, что таким образом ты восстанавливала справедливость.
— Бред какой-то!
— Ты считаешь, что портить плёнку и вставлять в неё кадры с порно — идиотизм, на который способен человек, которому нечем заняться, и который не уважает окружающих.
— Конечно!
Ёлко многозначительно улыбнулась и подняла бровь.
Броня всё поняла.
Вообще всё.
Она поморщилась и откинулась назад.
— Хочешь пробудить мою старую личность?
Аналитик фыркнула.
— Ты бы ещё меня обвинила в том, что я хочу налить воды в океан.
— Тогда к чему все эти пляски с моим психологическим портретом?
Ёлко улыбнулась.
— То, как ты сейчас реагируешь, норовя отбросить тревожную социальную связь, как ящерица отбрасывает хвост, яркий признак того, что твоя личность изменилась, а не сменилась. И именно по этой причине не имеет смысла возвращать старую личность. Потому что она никуда и не уходила. Она просто обросла примочками, — некромагичка развела руками. — Обычно такое происходит со временем, а не так резко, как у тебя. Вот народ и переполошился. Я не согласна с этой частью разводимой ими паники, но вот касаемо той, где они выражают беспокойство относительно твоей стабильности — это я поддерживаю на все сто.