— Броня, Бронечка, стой, пожалуйста! Не надо, прошу! Ты губишь себ… всех нас!
Лешая понятия не имела, почему она вообще медлит, почему слушает эту девицу, почему даёт ей шанс себя уговорить? Будто бы этот представитель рода человеческого мог сказать что-то важное.
Но он сказал:
— Ты же сама говорила, что я слишком важна, помнишь?! Буквально сегодня!
Говорила?
Кажется, да, говорила.
Неужели?
Богиня решила осмотреть девицу внимательней.
Длинные чёрные мокрые волосы липли к лицу смертной. Гладенькому. Ровненькому. Округленькому. С яркими алыми глазами.
Лешая и правда что-то такое говорила, глядя в эти глаза. Но… сегодня ли?
Быть может. Сложно сказать. Светлая уже потеряла счёт времени.
Но зачем эта смертная препятствует праведной злобе божества? Спросить бы, но вместо связной речи изо рта раздавалось только длинное сиплое:
— Кха-а-а-а-аткра-а-а-а-а… э-э-э-э…
Лешая. Просто. Забыла. Как. Говорить.
А вот Тёмная…
Её лик был хорошо различим в свете вспышки очередной молнии. Той самой, что должна была ударить в Светлую и, заодно, зацепить алоокую девицу, но которую приняло на себя копьё смертной, сопровождавшей наглячку по пути сюда.
— Ха-ха-ха-ха! — хлопала в ладоши уже успевшая отрегенерировать конечности доппельгангер. — Отличный трюк! Мне нравится! Она дрессированная?!
Пальчики “слишком важной” мягко проскользили по щеке богини, совсем рядом с растительными волокнами, за которыми виднелись острые шипы зубов, а затем решительно обернулась в сторону Тёмной.
— Не существует отчаяния без надежды!
Травовласая версия богини недоумённо развела руками.
— Это ты сейчас что, отсылку только что сделала?
— Ну, это зависит от твоего культурного уровня! — вздёрнула носик девица.
Движения горделивые, да вот только от находившейся к ней предательски близко Лешей не укрывалась мелкая дрожь, которой било смертную.
Но та не унималась. Она продолжала говорить:
— Так или иначе, всё происходит слишком быстро! Ты разве не планировала всё провернуть на свадьбу?
Тёмная вопросительно изогнула бровь и склонила голову на бок.
— И что мне теперь? Не добивать курву?
— Нет-нет! — вскинула ручки смертная. — Добей курву! Но попозже! Завтра! Какой толк это делать сегодня? Это ведь даже не будет приурочено ни к какой дате!
— Девичник же! — усмешка доппельгангера была откровенно издевательской.
— Тогда… сделай это ради отсылки!
— К чему?
— Твой культурный уровень меня угнетает, — демонстративно закатила глаза алоокая.
— Ты сама не знаешь, к чему это будет отсылкой!
— Тогда зачем я её сказала?! Ха! Ты догадалась, что это цитата, но не поняла, откуда!
— Дешёвый развод!
— Да ты просто не знаешь!
— Знаю! И хватит уже! Совсем недавно Даркен уже пародировал этот приём из мультиков!
— Докажи! Докажи, что знаешь! Ну же!
Тёмная некоторое время стояла недвижимо. Лишь всё сильнее и сильнее щурилась с подозрением на смертную. Но затем, всё-таки, повелась.
Повелась! На такую дешёвую разводку!
Как так?!
Взгляд Светлой сконцентрировался на зелёных волокнах локонов волос доппельгангера, что смертная сжимала в кулаке за спиной.
Точно… вот оно, в чём дело.
— Не помню названия. Там потом была игра в шахматы живыми людьми против телепата.
— Да… — против воли осклабилась смертная. — Похоже на то. Это действительно отсылка к игре в шахматы живыми людьми против телепата. Ну так что? Ты сделаешь это ради отсылки?
Тёмная закатила глаза и тяжело вздохнула.
— Но только ради отсылки. Я позволю запитаться Броньке надеждой, чтобы затем… — доппельгангер вдруг сложила пальцы на обеих руках в “козу”, перекрестила предплечья, высунула чересчур длинный язык, да засмеялась. — …она познала истинное отчаянье.
Следом она вдруг встала прилично, скромно кашлянула кровякой в кулачок, да добавила:
— Это, кстати, тоже была отсылка. Надеюсь, вашего культурного уровня хватит, чтобы это понять.
Ещё секундой позже голос этой кривляки стал плаксивым.
— Со мной, что-то твориться. Что-то происходит. Я ведь не умру, правда не умру? Но пожалуйста. Пожалуйста, я не хочу. Я не хочу. Простите.
И вот только сейчас она закончила паясничать. Просто состроила чрезмерно трагичное лицо, прижала тыльную сторону ладони ко лбу, да рассыпалась на миллиард семян одуванчика, которые тотчас же унёс прочь ветер.
Кстати, он был порывистым, но уже не таким сильным, как ранее. Не ураганным. Да и молнии сверкали всё реже и реже, но только где-то вдалеке, а не в считанных метрах от Светлой.
Смертная где-то с полминуты смотрела вслед Тёмной, а затем наконец тяжело вздохнула, уронив голову себе на грудь.
— Ну, сама простая часть всего мероприятия позади…
Она обернулась в сторону Лешей. Было видно, что алоокой тяжело даётся каждое слово. Не в том смысле, что у неё имелись проблемы с тем, чтобы их произнести. Скорей, она испытывала огромную неуверенность в том, чтобы их подобрать.
— Броня, я…
Девушка бросила короткий взгляд на своё сопровождение, а затем подалась чуть ближе к Лешей и заговорила много тише. Точно бы боялась, что её услышит кто-то, кому не полагается.
— Броня, я могу направить твой разум. Честно, я могу направить. Но тут, как с попытками подобрать контрзаклинание: я должна более-менее понимать, о чём ты думаешь, чтобы вклиниться между мыслями. Но я понятия не имею, что творится в твоей голове. Потому…
Она собралась силами, заглянула в глаза богине, но всего спустя пару секунд отвела взгляд.
— Пожалуйста, слушай меня. Думай о том, о чём говорю я. Я постараюсь вернуть тебя в более-менее стабильное состояние. А дальше… дальше тебе придётся уже самой. Помоги мне помочь тебе. Нет, помоги мне помочь всем нам.
Перебор аргументов очень напоминал перебор ключей. Как когда ты украл связку, добрался до нужной двери, но понятия не имеешь, что именно из бренчащего на связке тебе поможет.
Алоокая точно так же даже не могла предположить хотя бы, будет ли богиня слушать её.
Но… в пользу того, чтобы выслушать смертную имелся один конкретный довод:
Лешая ведь точно знала, что называла эту девицу важной.
Хотя, почему Лешая? В смысле, обладательница алых очей так старательно называла Светлую Броней, что в этом, наверное, был какой-то смысл.
Броня… Бронечка…
Перед мысленным взором возникло лицо молодой женщины. Улыбчивое. Смешливое. Богиня не могла с ходу вспомнить, кто эта женщина, однако точно осознавала, что испытывает к ней тёплые чувства. И была уверена, что это взаимно. Это тепло возвращалось как минимум в соотношении один к одному. Как минимум. Если не в более выгодном для Лешей.
А алоокая тем временем продолжала:
— Твоя матушка очень волнуется. Старается этого никому не показывать. Во всеуслышанье говорит, что уверена в тебе, в том, что ты непременно справишься и вернёшься, хотя понимает, насколько эта надежда на самом деле хрупка. Ты ведь помнишь маму?
Мама? Точно. Мама. Эта женщина — мать Брони.
За воспоминанием о родительнице находилось великое множество образов детства. Вот женщина с глазами цвета тропической листвы подробно рассказывает дочери о проблемах отца на работе. Сама дочурка до сих пор карапуз, которому даже сидеть самостоятельно сложно. Большая часть слов незнакомы. Малышка то и дело останавливает маму и просит объяснить то одно, то другое. Приходится оперировать очень простыми понятиями, но для них обеих это было вызовом.
Бастет Глашек часто сюсюкалась с Броней, но делала это больше для себя, чем для неё. В конце концов, тихая любопытная девочка слишком рано дала понять, что она на самом деле попаданка. И мама посвятила много сил и времени, чтобы вытащить свою малышку из клетки слабосильного тела и языкового барьера, в которой оказывается заперт гость из иных миров после рождения.
Броня в ответ старалась не доставлять родителям поводов для беспокойства. Её завсегда можно было посадить на одно место с книгой, а ещё лучше — за компьютер, и быть уверенным, что даже в совсем-совсем детском возрасте она никуда не денется. Учительница начальных классов синеглазую отличницу просто обожала. Девочка же ей своего истинного отношения не высказывала. Предпочитала эксплуатировать благожелательность педагога, чтобы обеспечить себе более комфортное пребывание в классе.