Молодой человек улыбнулся.
— Вы так говорите, как будто бы “истинные мы” имеем ценность сами по себе. Это красивая идея, но проверку суровой реальностью не выдерживает.
— Как-то непоэтично и жестоко.
— Моя противница не обременена необходимостью подбирать личины. У неё нет нужды быть кем-нибудь, кроме себя самой. Но, что иронично, такая она не нужна даже сама себе.
— Так вот, какая ваша настоящая личина? Циник. Прагматик…
— Но герой, — улыбнулся Дарк. — Пусть пока не в широком смысле слова, ибо отправляясь на подвиги я думаю больше не о всём человечестве, а только о дорогих мне людях, но… я работаю над собой. Думаю, со временем я изменюсь… в лучшую сторону.
— Но нотка романтизма, всё-таки, имеется.
— Вам судить, — подмигнул пан Маллой. — Зачастую со стороны незамыленным взглядом видно больше.
— Кстати… а где ваш Букль? Я наслышана о нём…
— Дома остался. Что я, зверь что ли, беззащитную животинку брать с собой на подобные мероприятия?
Он усмехнулся.
— Ну, по крайней мере, пока она не умею обращаться в кайдзю и жарить всех мухами… единственное, что меня смущает, не отвлечётся ли этот проглот посреди боя на поедание всего этого инсектария?
Глава 17. Тимка
1.
Чапыжка не знала, любит ли её Лешая, хотя, пожалуй, стоило бы знать. Ведь в день их знакомства аватара хаоса прямо сообщила ей, что любовь является плохим фундаментом для построения семьи. Потому что «прозрачные правила поведения» гораздо больше подходят для укрепления уз между друг другом. Но это… Звучало так неправильно. Будто бы ваши отношения превращались в исключительно деловые, как у двух коллег, начальника и подчинённого. Но ведь «семья» — это что-то другое. Зачем Лешая вообще удочеряла её, если могла сделать простым наёмным рабочим, вроде тех, что работали в её храме?
А любовь… Да, такое глупое слово, совершенно не подходящее Форгерии, но оно, пожалуй, значило слишком много для маленькой дриады. Такое бывает, когда за обе жизни ни одна из твоих матерей не проявила тебе ни капли внимания или ласки. А это говорило о многом, ведь при недостатке положительных эмоций мозг цепляется за каждый единичный случай, чтобы холить и лелеять его годами. Но у Чапыжки их попросту не было. И плевать, что по общему возрасту она давно стала взрослой девушкой. Недостаток материнской любви в детстве способен отравить всю жизнь — хоть тебе двадцать, сорок или сто. Оно закрадётся к тебе на край сознания, чтобы аккуратно вцепить в него острые когти. Ты этого не заметишь первое время. Но потом у тебя появится достижение, которым будет не с кем поделиться. Натолкнешься на трудность, захочешь получить совет, но некому его будет тебе дать. Или просто увидишь, как родитель покупает своему ребёнку мороженое, а тот начинает капризничать, что хотел съесть его из стаканчика, а не рожка. И только тогда ты обратишься к тому участку мозга. Только тогда ты почувствуешь эти когти — и никто не сможет их оттуда достать. Ни ты, ни твоя вторая половинка, ни даже дети. Это мог сделать только один человек. Мог.
Мало кто видел медленное увядание Чапыжки. Свита из четырёх девчонок никогда не была достаточно чуткой, чтобы замечать малейшие изменения в настроении их госпожи, особенно если это не касалось наказаний. А так оно и было — Вельзевула не стала более агрессивной, злой или опасной. Напротив, пожалуй, та самая искорка из обиды на весь мир, позволявшая девочке двигаться вперёд исключительно на морально-волевых, стала тусклее, незаметнее. И не то что бы кого-то это волновало. Ведь, в конце концов, кто она? Несломимая слуга-дочь Лешей — так сказала сама богиня. Значит, это факт, базис, а кто эти людишки такие, чтобы с этим спорить?
Поэтому, когда в очередной раз отворилась дверь в её незамысловатую камеру, Чапыжка даже не повернулась в сторону входа. Пока у неё была пачка чипсов и рука, которую в неё можно было просунуть, её мало волновали изменения во внешнем мире. Снэки хрустели на зубах вместе с мухами, что придавали привычный мясной привкус пище. Где-то впереди, на ковре цвета газировки, рубилась в консоль троица непосед из семьи Праведных да младшая сестра тёти Илеги Шайс. Их вполне устраивало то, что госпожа не участвует в процессе лично. По правде говоря, Вельзевула не участвовала в процессе даже опосредованно — её глаза пялились в экран плазмы без попыток считать с неё информацию. А зачем? Она тут сидит, не сломанная, а погнутая. Это очень круто само по себе.
— Привет, дочка, — наконец услышала Чапыжка, когда на её диван плюхнулась названная мать. Захрустели оброненные чипсы и придавленные мухи, а из ткани, кажется, даже выдавилось немного пролитого сока. — Как ты себя чувствуешь?
Броня вальяжно откинулась на спинку и перебросила одна ногу через другую, а сама повернулась в сторону дочери. Синие глаза внимательно изучали профиль Вельзевулы, по которому сейчас ползало по меньшей мере с десяток мух. Оделась Лешая повседневно, никак не заявляя о своём статусе — синие джинсы да какой-то лёгкий топик белого цвета, идущего в контраст с чёрным бюстгальтером. Сочетание внешнего вида, слов и поведения, почему-то, рождал в голове Чапыжки образ человека, который очень хочет кому-то понравиться, но делает это крайне неумело, потому что ничего не знает о личности того, с кем хочет сблизиться. Наверное, попытка похвальная, но все равно немного тошно.
— Да нормально, — сказала дриада и запихнула ещё немного чипсов в рот, сама так и не удосужившись встретить Лешую взглядом. С одной стороны, это было проявлением неуважения. По крайней мере, две прошлые её матери определённо бы нашли способ наказать подобное поведение. Но на самом деле… Это было неким криком о помощи. Заметит ли богиня странности в её поведении, попытается ли докопаться до того, что же случилось, исправит ли причину? Вряд ли. Но было что-то особенно приятное в том, чтобы окружающие игнорировали эти сигналы. Ты понимаешь, насколько прав, что никому не нужен, что мир по своей сути не изменился, и ты, как всегда, остался в нём в одиночестве.
— Ты уверена? — голос Лешей имел в себе ровно столько заботы и поддержки, сколько ожидаешь услышать от незнакомца на улице, который подумал, что ты, маленький ребёнок, потерялся. Это было даже пугающе — настолько велико было сходство. Прохожему, конечно, не плевать, но и к тебе он не испытывает ничего выше «о Семеро, этот ребёнок умрёт, и если я не помогу, это будет вечно на моей совести». Но единственным способом помочь для этого незнакомца оставалось отвести тебя к органам правопорядка, или, если повезёт, к родителям. А к кому собралась отводить её Лешая?
— Ага-а-а, — протянула Чапыжка, наконец, сместив внимание с экрана телевизора на играющую через него свиту. Иренка, кажется, только что одолела сразу двух рыженьких близняшек в файтинге, когда как её «напарница» отлетела в самом начале боя. Вой поднялся дикий — проигравшие пытались закидать «победившую» пустыми банками от газировки, и к ним, почему-то, присоединилась последняя рыжуха, которая была в команде с Иренкой. А вот виновница торжества никак не отбивалась, лишь хохотала на спине, пока её дрыгающие ножки пытались отбить хоть один из летящих снарядов.
— Почему ты не играешь с ними? — Лешая стала более серьёзной. Видимо, поняла всё же, что что-то не так. Может, мысли читать умела, просто палиться не хотела? Ну что же, сейчас самое время показать, что богиня будет делать с подобной способностью, особенно если всячески вставлять ей палки в колёса. Потому что любящий родитель не обойдётся ответом «нормально» и «ага».
— Так файтинг же на четверых, — пожала плечами Повелительница мух. — Я там буквально как пятое колесо буду. В какую команду мне вступать? Дисбаланс же будет.
Ответ, кстати, получился очень логичным. Если бы родителю было плевать, он бы им удовлетворился. Да и не «плевать» — тоже. Ну не заставишь же играть впятером в игру на четверых. И что Лешая будет делать?
— И? Сыграйте во что-то другое, или играйте по очереди. Почему моя дочь должна сидеть в одиночестве на диване, пока другие веселятся?
Голос становился всё серьёзнее. Но в противовес этому Лешая придвинулась чуть ближе. Она обняла Чапыжку, заставила слегка проехаться по чипсовому покрытию дивана и прижала к своему боку. Её руки были тёплые, совсем не похожие на те, в которых постоянно плещется ледяная магия, совсем не похожие на руки Перловки. Чапыжка вздохнула.