Мораль, приличия были почти забыты в бедламе. Какое они имели значение сейчас, когда каждая душа была обнажена? Мужчина стал груб, ужасным грубияном, а душа женщины была немногим прекраснее. Много было бесстыдно раскрашенных женщин, ведущих себя распутно.
Но на великом столпотворении не все было безобразно. Если преобладает зло, следует помнить, что его сопровождают ужас и страдание, двоюродные братья, имеющие отношение к безумию, а безумие – истинный родитель преступлений. Тот факт, что ни один человек с правильным типом мозга, с тем интеллектом, которым он должен обладать, не может быть преступником, давно признан как наукой, так и религией. Это было причиной того, что почти все тюрьмы превратились в больницы в начале двадцать первого века.
Но в городе Безумия не было больниц для больных людей.
Вечные силы добра и зла все еще действовали. Над отдаленными районами голода и нищеты, вдали от обезумевших торговых рынков, была протянута белая рука милосердия, и над телами тех, кому Великая перемена уже принесла смерть, были произнесены нежные молитвы веры и надежды. Религия была там, все вероучения объединились в последнем испытании. Но все эти благотворительные организации мало что могли сделать для облегчения страданий, изгнания ужаса или восстановления здравомыслия Великого хаоса.
И сама религия, по мере роста страха и страданий, грозила стать фанатичной, если не варварской. Великий евангельский лидер, выведенный из равновесия хаосом, уже выступал за человеческие жертвоприношения, чтобы умилостивить гнев небес.
Философия также становилась извращенной, и почти каждый человек стал философом с различными взглядами. Холодный ночной воздух был разорван пронзительными голосами этих мудрецов, которые взбирались на то, что было повыше, чтобы изложить свои теории относительно "почему, откуда и куда".
Стоицизм набирал силу по мере того, как таяла надежда. Знакомой фигурой среди ораторского братства был сгорбленный бородатый мужчина, одетый в белое, как древние пророки, который указывал костлявым пальцем на своих слушателей и насмехался: "Что, если это конец света? Ты не почувствуешь разницы и через тысячу лет. В любом случае, ты не больше, чем мешок с паразитами."
ГЛАВА VIII Профессор Берк в гневе
Профессора Шерард и Берк из своего убежища на горе Шаста ежедневно рассылали миру послания, предлагая людям бежать из долин и умоляя жителей города Безумия распределиться по холмам. И хотя эти два астронома теперь были признаны главными исследователями Великой перемены, их призывы возымели мало эффекта.
– Пусть они остановят луну – тогда мы их послушаем, – был ответ обреченных, продолжающих собираться в низинах.
Лихорадочная и почти непрерывная работа по поиску какого-либо способа борьбы с притягивающим Луну магнетизмом истощила энергию Эрнеста Шерарда и подорвала его здоровье. Ему угрожал нервный срыв, и Милдред теперь ухаживала за ним, чтобы привести его в норму.
Неудача в обнаружении силы, могущей спасти мир, явно не встревожила энергичного, циничного профессора Фрэнсиса.
– Мир все равно не стоит того, чтобы его спасать, – проворчал он однажды после того, как оборвалась особенно многообещающая нить исследования. – Может быть, хаос, уничтожение, в конце концов, были бы лучше. Земля всегда была проклятой планетой.
– Зелен виноград! – упрекнула Милдред.
– Делайте вино, жизненную горечь рассеивающее, как мог бы сказать Омар Хайям, – ответил он.
– Старина Омар! Он любимый философ Эрнеста, – сказала Милдред, поворачиваясь к Шерарду. – Но я думаю, что Эрнест сейчас теряет уважение к Изготовителю палаток, потому что именно он сказал: Когда ты и я за Завесой пройдем, ох, но долго, еще очень долго Мир будет существовать!
– Но Омар, в конце концов, знал, о чем говорил, – заявил Берк. – Свидельством последние две строки четверостишия:
"Кто из нас приходящих и уходящих, прислушивается, как само море должно прислушиваться к брошенному камешку".
– Профессор, вы, как всегда, безнадежны, – рассмеялся Эрнест.
– И меня поражает, что сейчас мир еще больше изменился, – парировал Берк. – Где цивилизация, которой мы хвастались несколько коротких недель назад? Век интеллекта. Бум! Волны набегают на берега и стирают с лица земли несколько городов, а цивилизация в одночасье возвращается к варварству. Находясь под угрозой уничтожения, человечество храбро, как кучка испуганных зайцев, рационально, как кучка загнанных в угол крыс, послушно, как стадо гиен! Цивилизация – это даже не тонкий налет, это всего лишь мазок побелки! И когда побелка исчезает, человек предстает как трусливый негодяй, которым он всегда был, когда не мог доминировать, когда сталкивался с неизвестным. Лишенный последних остатков своего разума, он теперь спешит в центральные низменности, несмотря на все предупреждения. Он все еще следует за толпой, стадный до конца! Но земной шар поет свою лебединую песню, и через несколько недель все это закончится – так что отпустите дураков! И в конце концов, почему смерть в горах должна быть предпочтительнее смерти на равнинах? Да, может быть, дураки и правы – месяц или два жизни не имеют значения, когда сама Земля умирает. Эта проклятая Луна! Почему произошло именно это? Она только и делала, что ухмылялась Земле с тех пор, как заняла свое место в небе. Выглядит симпатично для влюбленных, а? Бум! Теперь она злорадствует над нами, и вся королевская рать не может стереть ее адскую ухмылку.