— Такой же блеф, как с твоим Доловицем?
— О боже! — настроение Коррелла в одну секунду снова упало. Глаза налились слезами. — Толстый Каз. Красивый человек. Чистая душа.
— А у тебя, Коррелл, недурной стиль. Ты не пробовал писать?
— Старина Каз. Настоящий железнодорожник в духе прежних славных традиций. Пат Бэрроу был бы горд за него.
— Если он полез на дула автоматов, значит, он просто глуп, — заметил Прескотт. — А кто такой Пат Бэрроу?
— Пат? О, это человек-легенда! Самый знаменитый из всех начальников управления движением прошлых лет. О нем ходит множество всяких историй. Я мог бы рассказать тебе добрый десяток из них…
— Как-нибудь в другой раз.
— Вот, например, однажды поезд остановился в туннеле без десяти пять, представляешь? Самое начало давки.
— Я попробую еще раз связаться с поездом, — сказал Прескотт.
— Машинист звонит по телефону — это было задолго до того, как у нас появилась радиосвязь — и говорит, что прямо перед ним на рельсах лежит мертвый человек. Пат спрашивает: "Ты уверен, что он мертв?" Тот отвечает: "На все сто!" И тут Пат как заорет: "Тогда какого черта ты поднимаешь без толку трезвон? Оттащи его в сторону и прислони к колонне. Мы уберем его, когда кончатся часы "пик".
"Центральная диспетчерская вызывает "Пелхэм, 123"…
— Вот таким же был Каз Доловиц. Знаешь, что бы он мне сейчас сказал? Он сказал бы: "Фрэнк, старина, плевать, что будет со мной. Самое главное, чтобы шли поезда". Да, именно так он и сказал бы.
"Пелхэм, 123" просит ответить Центральную диспетчерскую. Ответьте мне, лейтенант Прескотт".
Прескотт поспешно схватил микрофон.
"Прескотт слушает. Говорите, "Пелхэм, 123".
"Сверим часы, лейтенант. На моих два часа тридцать семь минут. В вашем распоряжении осталось тридцать шесть минут".
— Сволочи! — шипел Коррелл, все еще торчавший за спиной у Прескотта. — Убийцы проклятые!
— Помолчи, — сказал ему Прескотт, не оборачиваясь, и снова поднес к губам микрофон.
"Будьте же благоразумны. Мы пошли вам навстречу, но вы даете слишком мало времени".
"Осталось тридцать шесть минут. Подтвердите прием".
"Я понял вас, но этого времени недостаточно. Это же бюрократическая машина. Она проворачивается очень медленно".
"Значит, настало время научить ее проворачиваться быстрее".
"Это вовсе не просто. Неужели вы думаете, что у нас всегда под рукой миллион долларов?"
"Вы еще даже не согласились заплатить. Деньги можно найти всегда. Нужно лишь по-настоящему захотеть".
"Я простой полицейский и совершенно не знаю, как работает вся эта система".
"Тогда срочно разыщи кого-нибудь, кто знает. Стрелка часов движется".
"Я снова свяжусь с вами, как только у меня будет что-нибудь новое для вас, — сказал Прескотт. — Но прошу вас, имейте терпение. Не трогайте больше никого…"
"Больше? Что значит больше?"
Ошибка, отметил про себя Прескотт. Они же не знают, что у нас есть свидетель гибели Доловица.
"На станции была слышна стрельба, — нашелся он в ту же секунду, — и мы подумали, что вы уже убили кого-нибудь. Это заложник?"
"Мы застрелили человека, который приближался к нам по туннелю. И мы будем стрелять в каждого, кто попытается это сделать. И застрелим заложника. Помните об этом. Любое нарушение наших инструкций — и мы убиваем заложника".
"Пассажиры — ни в чем не повинные люди, — сказал Прескотт, — не трогайте их".
"Осталось тридцать пять минут. Свяжитесь со мной, когда будут новости относительно выкупа".
"Понял вас. Но я прошу еще раз не трогать людей".
"Мы не причиним никому зла, если нас не вынудят".
"Скоро опять свяжусь с вами, — сказал Прескотт. — Конец…"
И он откинулся в кресле, поняв, что дошел до предела возможности сдерживать гнев.
— Боже милостивый! — снова завопил Коррелл. — Когда я слушаю, как ты униженно лебезишь перед этими негодяями, мне становится стыдно, что я американец.
— Убирайся к дьяволу, — тихо огрызнулся Прескотт. — Иди и играй в свои паровозики.
Его превосходительство мэр города лежал в постели в своих апартаментах на втором этаже здания мэрии с сильнейшим насморком, мучительной головной болью и температурой тридцать восемь и три. Всех этих напастей было достаточно, чтобы он заподозрил, что стал жертвой заговора своих многочисленных врагов в этом городе и за его пределами. В то же время он еще способен был понимать, что только параноик мог допустить, что это Противники заразили ободок стакана с мартини, который он позволил себе вчера вечером, бациллами гриппа. На это у Них не хватило бы воображения.