— Что даст мое появление там? Ты хочешь, чтобы меня освистали?
— Все, что тебе придется сделать, Сэм, это спуститься в туннель и сказать в мегафон несколько слов похитителям. Потом можешь снова лезть в постель.
— Ты думаешь, они станут меня слушать?
— Сомневаюсь, но сделать это необходимо. Наши противники тоже будут там. Ты хочешь, чтобы они захватили инициативу и первыми воззвали к милосердию бандитов во имя спасения заложников?
Мэр резко сел на постели, свесил ноги и вдруг повалился вперед. Лассалю пришлось поддержать его. Не без усилия мэр поднял голову.
— Видишь, Мюррей, мне даже встать толком не под силу. Если я поеду с тобой, мне станет еще хуже, — и он добавил, широко раскрыв глаза: — Я могу даже умереть.
— С политиком случаются вещи похуже, чем просто смерть, — важно заметил Лассаль. — Давай я помогу тебе влезть в брюки.
Райдер открыл дверь кабины, и Лонгмэн, посторонившись, чтобы дать ему дорогу, попытался дотронуться до него дрожащими пальцами. Райдер стряхнул с себя его руку и пошел к середине вагона. Он встал рядом с Уэлкомом, но так, чтобы не попадать в зону обстрела.
— Прошу внимания!
Он оглядел повернувшиеся к нему лица. Только двое пассажиров смотрели ему прямо в глаза: пожилой белый джентльмен — с выражением живейшего любопытства, а воинственный негр — с прежним вызовом. Лицо машиниста было бледно, губы подергивались. По физиономии хиппи блуждала все та же отрешенная улыбка. Мать двоих малышей раз за разом ощупывала их, словно хотела навсегда запечатлеть в памяти. Брюнетка сидела в позе, рассчитанной на наилучший обзор достоинств груди. Пьянчужка, похоже, так и не приходила в сознание.
— Я имею сообщить вам следующее, — продолжал Райдер. — Городские власти согласились заплатить за ваше освобождение.
Мамаша привлекла своих чад к себе и по очереди пылко расцеловала. Выражение лица чернокожего "бунтаря" не изменилось. Старик принялся беззвучно аплодировать, впрочем, без тени иронии.
— Если все пройдет по намеченному нами плану, вы будете отпущены целыми и невредимыми.
— Что значит "по намеченному плану"? — спросил старик.
— То есть, если власти сдержат слово.
— Понятно, — не унимался старик, — но все же было бы крайне интересно узнать, о какой сумме идет речь.
— Миллион долларов.
— За каждого?
Райдер отрицательно помотал головой. Старик был заметно разочарован.
— Стало быть, тысяч по шестьдесят за душу, — подытожил он. — Неужели это все, чего каждый из нас стоит?
— Заткнись, наконец, чертов старикан!
Это был голос Уэлкома, но какой-то вялый и вроде бы чисто механический. Райдер уже знал почему. Джо напропалую кокетничал с брюнеткой. Именно ему предназначалась ее вольная поза.
— Сэр, — обратилась к нему мамаша, еще теснее прижав к себе мальчишек, — вы отпустите нас сразу же, как получите деньги?
— Нет, но вскоре.
— А почему же не сразу?
— Все! Хватит вопросов, — отрезал Райдер, а потом придвинулся вплотную к Уэлкому. — Перестань валять дурака. Оставь девчонку.
Едва понизив голос, Джо браво ответил:
— Можешь успокоиться. Я в состоянии контролировать это стадо и ласкать девочку одновременно. Промаха не дам ни там, ни здесь.
Райдер усмехнулся, но ничего не сказал. Он снова пошел в кабину, не обращая внимания на Лонгмэна. Ему ничего не оставалось, как ждать. Только ждать. Он ни на секунду не задумывался, будут ли деньги доставлены в срок. Это не его дело. Он не трудился даже смотреть на часы.
Как только главарь вернулся в кабину машиниста, Том Берри тотчас же перестал думать о происходящем в эту минуту и вернулся в мыслях к Диди, их первой встрече, той власти, которую постепенно обрела над ним эта девушка. Не то чтобы и прежде у него не появлялось мыслей, которых не должно быть у полицейского. Однако раньше они не слишком часто докучали ему своим появлением. С Диди он впервые всерьез задумался о многих вещах.
Вот уже три месяца он находился на штатском патрулировании Ист-Виллидж. Он вызвался добровольцем, бог знает почему. Прежде всего, ему смертельно наскучило разъезжать в патрульной машине с прежним напарником — толстым нацистским недобитком, который лютой ненавистью ненавидел негров, евреев, поляков, итальянцев, пуэрториканцев и всех остальных, поддерживая любую войну, начиная с войны во Вьетнаме и кончая всеми войнами прошлых времен.
Поэтому Том отпустил волосы до плеч и бороду, обзавелся пончо, набором головных повязок и четок и в новом обличье легко затерялся среди свободных художников, мошенников, наркоманов, беспризорных, радикалов и прочего пестрого населения Ист-Виллидж.