Забавно, что теперь все это повторилось. Однако как он оказался в туннеле подземки?
Он подошел к телу убитого им преступника, который лежал лицом вверх. Мертвые глаза уставились в стену туннеля. Странно, почему все это происходило в туннеле? Инспектор склонился над трупом. Смотреть было особенно не на что: опрятно одетый мужчина с обезображенным пулей лицом. Вот так-то! Не будешь преступать закон, дружок, и стрелять в офицера полиции.
Затем он повернулся к жертве преступника. Бедняжка. Тоже вся в крови. Какие красивые длинные и белые волосы… Он наклонился и сказал как можно более ласково:
— Не волнуйтесь, девушка. "Скорая помощь" не заставит себя долго ждать.
Лицо вдруг сморщилось, сузились глаза, губы слегка раздвинулись, и Даниэлс опустился ниже, чтобы расслышать, что собирается сказать пострадавшая. Но вместо слов он вдруг услышал тихий, но совершенно отчетливый смех, несколько грубоватый для такой молодой леди.
Прескотт представить себе не мог, как можно вести поезд без машиниста, но он был поражен взволнованным тоном лейтенанта Гарбера. Он положил трубку и стремительно направился в тот конец диспетчерской, где сидел Коррелл.
— Поездом никто не управляет! — закричал он. — Его надо срочно остановить!
Коррелл возразил:
— Поезд не может идти сам по себе.
— Однако он идет. Не знаю как, но они сумели включить контроллер. Поезд неуправляем. И не спорь! Вагон уже приближается к "Саут Ферри". Если он вернется по кольцу на "Боулинг грин", он непременно врежется в стоящий там поезд. Ты можешь включить красный сигнал и остановить поезд? Если да, то ради бога поторопись!
— О, господи! — воскликнул Коррелл, и Прескотт понял, что на этот раз он ему поверил. — Диспетчерская "башня" может что-нибудь предпринять, если еще осталось время.
Он потянулся за микрофоном, но в этот момент диспетчерская "Невинз-стрит" вышла на связь сама.
"Пелхэм, 123" только что проследовал станцию "Саут Ферри". Идет на приличной скорости. Километров 50–60 в час. Через несколько секунд они въедут в кольцевой туннель…"
Прескотт глухо застонал. Однако Коррелл, к его удивлению, во весь рот улыбался.
— Не волнуйся. Я остановлю его, — улыбка расползлась еще шире. Он с демонстративным видом закатал рукава рубашки, затем воздел руки к потолку и, обращаясь в никуда, сказал:
— "Пелхэм, 123"! Я — великий и могущественный начальник управления движением — приказываю тебе остановиться.
Этого Прескотт не вынес. Он набросился на Коррелла с кулаками, и понадобилась помощь нескольких диспетчеров, чтобы растащить их. А потом, когда трое сидели на нем верхом и еще двое держали его за руки, они сказали ему о реле в начале кольцевой ветки.
— Там есть специальный датчик, — спокойно объяснял седовласый диспетчер с потухшей сигарой в уголке рта. — Если поезд входит в поворот на слишком высокой скорости, что несомненно произойдет с этим вагоном или, вернее, уже произошло, то автоматически включаются тормоза и поезд останавливается.
Коррелл полулежал, откинувшись в кресле, в окружении своих товарищей и держался за горло, в которое минуту назад вцепился лейтенант.
— Он знал об этом, — продолжал седой диспетчер, кивая на Коррелла, — и с его стороны это была всего лишь невинная шутка.
Злость уже не кипела в Прескотте, но еще и не рассеялась до конца.
— Вот потому-то я и решил задать ему трепку. Терпеть не могу таких дурацких шуток!
— Вы говорите, их нет в поезде?! — крикнул окружной командир в микрофон, и радио повторило сообщение:
"Именно так, сэр. Совершенно верно, сэр".
Окружной наклонился к водителю:
— Срочно возвращаемся на Юнион-сквер. И жми на всю железку, плевать на ограничение скорости!
Шофер развернул машину так резко, что завизжали покрышки.
— Жаль, что я не доверился своей интуиции, — сказал окружной командир комиссару. — Они все-таки там, позади.
— Ты хочешь сказать, они там были? — заметил комиссар. — Надо признать, что нас провели, и чертовски ловко.
— Поднажми еще! — крикнул окружной командир водителю.
— Дюжина полицейских машин будет там раньше нас, — грустно сказал комиссар, — но они тоже опоздают.
Окружной командир с досады сжал кулаки так, что костяшки пальцев побелели.
Кто-то вслух проклинал старика. А когда Анита обернулась посмотреть, что там происходит, большинство пассажиров сгрудились в задней части вагона. Пробормотав ей что-то, туда же отправился и театральный критик.