— Слушайте, у меня идея, — заговорил опять старик. — Пройдя вместе через такое испытание, неужели мы вот так расстанемся навсегда. По-моему, это будет неправильно…
Несчастный, одинокий человек, подумала Анита. Ему так страшно умереть одному, без единой родной души у изголовья. Она еще раз оглядела эти лица: ни одно из них не доживет в ее памяти до завтрашнего утра.
— …встретимся через год. А может быть, даже через полгода?
Она медленно пошла в сторону набережной. На углу следующей улицы ее нагнал театральный критик. Он наклонился и попытался заглянуть ей в глаза, улыбаясь.
— Отвяжись, — сказала Анита. И, звучно щелкая каблуками в тишине, она пошла дальше совершенно одна.
Ветеран хирургического отделения проводил каталку с лежащим на ней Томом Берри в отдельную палату и пронаблюдал, как двое санитаров переложили пациента в постель.
— Где я? — спросил Том.
— Ты в больнице. Из тебя только что извлекли две пули.
— А что со мной?
— Ты в порядке, — ответил пациент-ветеран. — Они вывесили внизу бюллетень, в котором говорится, что твое состояние удовлетворительное.
— Неужели я заслуживаю специального бюллетеня? Наверное, я умираю.
— Газетчики хотели знать. Им сообщили, что с тобой все в норме, — сказал пациент и, посмотрев в окно, добавил: — Прекрасный вид. Окно выходит прямо в парк.
Берри исследовал сам себя. Одна рука плотно забинтована от плеча до локтя. Бинты покрывали также грудь.
— А почему я не чувствую боли?
Анестезия. Ты еще почувствуешь боль, можешь не беспокоиться. — Потом он с завистью заметил: — Моя палата всего с четверть твоей. И окно упирается в кирпичную стену. Были бы еще симпатичные кирпичи…
Берри осторожно ощупал бинты.
— Куда я был ранен?
— Пули прошли на миллиметр в стороне от важных органов. Героям везет. Ладно, я загляну к тебе позже… Прекрасный вид!
Пациент ушел, оставив Берри размышлять в одиночестве: что, если его обманывают, что, если он в очень тяжелом состоянии? Они ведь никогда не скажут прямо. В больницах Обожают напускать таинственность. Они даже представить себе не могут, что тебе доступно понимание таких простых вещей, как собственная жизнь или смерть. Он постарался разозлиться, но так и не смог. Он закрыл глаза и задремал.
Его разбудили голоса. Над ним склонились три лица. Одно принадлежало давешнему пациенту. Остальные два были знакомы по фотографиям — его превосходительство мэр и главный полицейский комиссар. Он догадался, зачем они пришли, и приготовился встретить с приличествующей случаю смесью скромности и удивления. Он ведь герой!
— По-моему, он проснулся, — сказал пациент.
Мэр улыбнулся. Он был плотно упакован в пальто и шарф, на голове — меховая шапка. У мэра был красный нос и обметанные губы. Комиссар тоже улыбался, но у него это плохо получалось. Не та школа, подумал Том.
— Примите наши поздравления, патрульный э… э… — мэр сделал паузу в ожидании подсказки.
— Берри, — пришел ему на помощь комиссар.
— Примите наши поздравления, Берри, — повторил мэр. — Вы показали пример выдающегося мужества. Граждане нашего города у вас в долгу.
Он протянул руку, и не без некоторого усилия Том Берри пожал ее.
— Спасибо за службу, Берри, — сказал комиссар. — Товарищи по оружию гордятся вами.
Оба выжидающе смотрели на него. Ах да, конечно, теперь немного скромности.
— Спасибо, мне просто повезло. На моем месте любой поступил бы так же.
— Поправляйтесь скорей, патрульный Берри, — сказал мэр.
Комиссар попытался подмигнуть ему, но у него опять не вышло. Не та школа. Однако Берри знал, что на уме у комиссара.
— Мы с нетерпением ждем вашего возвращения в строй, детектив Берри.
Изобрази приступ скромности, напомнил себе Том.
— Спасибо, сэр, спасибо большое, но на моем месте…
Однако мэр с комиссаром уже не слушали его, собравшись уходить. Когда они выходили из палаты, мэр шепотом заметил комиссару:
— Он выглядит гораздо лучше, чем я. Держу пари, он и чувствует себя лучше.
Берри закрыл глаза и снова задремал. Он проснулся от легкого прикосновения. Над ним снова склонился пациент-ветеран.
— Там к тебе девушка.
Диди уже стояла в дверях. Том кивнул.