Блуждая у решетки, констебль уже успел как следует пропитаться сыростью. Он пришел к парку раньше указанного срока, и только неимоверным усилием воли запрещал себе сейчас доставать карманные часы. Вдруг джентльмен, с которым назначена встреча, подойдет в тот самый момент, как он будет возиться с часами? Что он тогда подумает? Что Джон Дилби куда-то торопится? Что подозревает его в непунктуальности? Или что похуже?
Свет фонаря у входа в парк дрожал. Откуда-то издалека долетали заунывные звуки виолонтубы, и они лишь подзадоривали кошек, которые скребли на душе у констебля Дилби.
На виолонтубе играла местная городская сумасшедшая Глухая Мадлен. Поговаривали, что у нее нет дома, а живет она в старом футляре от контрабаса. Так это, или нет, Джон Дилби не знал. Его больше интересовало другое: как глухая может играть на музыкальном инструменте? К примеру, сам констебль глухотой не страдал, но ему нельзя было доверить даже барабан, в то время как музыка, вырывающаяся из-под смычка и из труб Мадлен, была довольно красивой, хоть и весьма безысходной. А еще в ней ощущалось что-то тревожное, угрожающее, словно предрекающее нечто крайне недоброе и…
— Сэр, сэр… — раздался вдруг рядом тоненький голосок, и от неожиданности констебль подпрыгнул.
В тумане появилось мальчишеское лицо. Бледное и заплаканное.
— Чего тебе? — Констебль Дилби подобрался, устыдившись того, что так перепугался какого-то ребенка.
Мальчик протер крошечным кулачком глаза. Он выглядел таким грустным, что Дилби стало его жалко — в отличие от грубых и жестоких коллег, констебль еще не успел очерстветь и покрыться плесенью в Доме-с-синей-крышей.
— Что стряслось, парень?
— Сэр, я… я потерялся… — жалобно проговорил мальчик. — Пожалуйста-пожалуйста… помогите мне. Я гулял с няней, но ее нигде нет.
— Что? Как это нигде нет? Где ты ее видел в последний раз? — Дилби заозирался по сторонам, словно ожидая, что няня мальчика вдруг выпрыгнет прямо из тумана. Он не заметил, как исказилось лицо ребенка, как едва заметная и совсем недетская усмешка тронула его губы.
— Там, — мальчик ткнул рукой в сторону дома, выходящего окнами на парк. Туман в той стороне был совершенно непроглядным. — Я видел ее там…
— Не бойся, парень, — сказал констебль. — Мы ее найдем. Как зовут твою няню?
— Мисс Бетти. — Мальчик прекратил плакать. — Вы пойдете со мной? Вы поможете найти мисс Бетти?
В душе констебля поселилось нехорошее предчувствие. Ему вдруг показалось, что там, куда указывал мальчик, что-то шевелится. И это явно была не няня.
— Э-э-э… да… — Дилби попытался взять себя в руки. — Конечно, я только…
Идти туда ему совсем не хотелось.
— Пойдемте, сэр. Мисс Бетти… она ищет меня…
— Да-да. — Констебль покачнулся. Ноги будто вросли в тротуар.
— Ну же, сэр… пойдемте…
В глазах мальчика появился злобный и голодный блеск. Но констебль вглядывался в туман, и ничего не замечал.
— Наверное, стоит позвать констебля Доббса, — пробормотал он. — Его сигнальная тумба стоит в парке.
— Нет-нет, сэр, — сказал мальчик. — Не нужно никого звать. Пойдемте… со мной…
— Ну ладно, парень, — неуверенно сказал констебль. — Может, и не нужно его звать…
Дилби не обратил внимания, как возле ворот парка остановился кэб и из него вышел джентльмен с черным саквояжем и зонтиком.
— Ну же, сэр… — продолжил мальчик, и в его голосе появилось нетерпение. — Мне так страшно… Мисс Бетти где-то там… пойдемте…
— Да-да. — Шумно сглотнув, констебль поглядел на ребенка. И похолодел. Глаза мальчика были совершенно черными!
— Ну же, сэр…
Раздающиеся в тумане звуки виолонтубы стали еще более скрежещущими и заунывными.
— Ты… что это ты?..
Сердце Дилби заколотилось, ему стало трудно дышать, и он коснулся дрожащей рукой воротника мундира. Рот мальчика был приоткрыт, и констебль увидел его зубы — острые и треугольные, как в капкане.
— Дилби! — раздалось за спиной констебля, и, вздрогнув, он обернулся. Это был доктор Доу. — С кем вы говорите?
— Я… э-э-э… с мальчиком…
— С каким еще мальчиком? — удивился доктор, и Дилби понял, что ребенок исчез. На том месте, где тот стоял всего мгновение назад, больше никого не было. Будто бы кожей констебль ощутил чье-то разочарование, смешивающееся с белесой мглой.
— Он был здесь… только что.
Доктор Доу пристально поглядел на констебля и сказал:
— У меня встреча в парке. Предлагаю поговорить по дороге.
Дилби выглядел сконфуженным и рассеянным и все выглядывал кого-то в тумане.
— Вы меня услышали, Дилби?
Констебль дернул головой.
— Да, сэр.
Они направились ко входу в парк. Констебль еще пару раз обернулся, но так никого и не увидел.
У парковых ворот разместилась кособокая бордовая будочка старого клоуна, который продавал облепленные мухами леденцы и вислую сахарную вату. Никто все это, разумеется, не покупал, но клоуну, судя по всему, было плевать: он с угрюмым видом читал «Габенскую Крысу» под тягомотную карнавальную мелодию, вырывавшуюся из ржавого граммофона.
Услышав звук шагов, клоун на миг оторвался от газеты, но, убедившись, что это не его приятель мистер Баллуни, желающий перекинуться с ним парой слов, вновь вернулся к чтению.
Доктор и констебль прошли под кованой аркой, на которой в сухом плюще проглядывала вывеска: «Элмз».
На центральной аллее, что вела к станции дирижаблей в центре парка, лежали опавшие листья. Плющ обвивал фонарные столбы, отчего те походили на странных косматых существ, замерших по сторонам в молчаливой надменности. Растущие в парке скрюченные вязы скрипели ветвями, хотя не было ни намека на ветер. Эти хмурые деревья нависали над аллеей, их толстые кривые корни вылезали из земли и ползли под скамейками, будто бы намереваясь схватить прохожих за ноги.
Прохожих, к слову, практически не было, и это неудивительно, учитывая погоду. Лишь изредка из мглы, сопровождаемые шурханьем антитуманных зонтиков, выплывали джентльмены и дамы с дорожными сумками, спешащие на станцию или же с нее. Гуляющих не было совсем, если не считать господина с небольшим спрутом на поводке, медленно перебиравшим щупальцами и оставлявшим за собой густой чернильный след на темно-зеленой плитке.
Доктор Доу не видел смысла в бессмысленном и бесцельном блуждании, которое прочие люди зовут «прогулками», но все же признавал, что парк — не худшее для этого место. Он находил в нем нечто успокаивающее, утешительное. Его спутник между тем все косился по сторонам, не ожидая от этого парка ничего хорошего — а все потому, что он-то мог назвать точное количество убийств и похищений, произошедших в «Элмз» только лишь за последний месяц. К тому же его все еще трясло от мыслей о мальчишке с черными глазами и острыми зубами.
— Полагаю, вы теряетесь в догадках, отчего я просил вас прийти, Дилби, — сказал доктор.
— Да, сэр, — сказал констебль и заставил себя не думать о жутком мальчишке. — Вернее, нет, сэр. Господин комиссар сообщил, что я поступаю в ваше распоряжение.
— Правильнее будет сказать, что мне нужна ваша помощь, Дилби.
— Конечно, сэр. Я рад, что вы вызвали меня.
На деле констебль вовсе не выглядел радостным. Он знал, что общение с доктором Доу чревато различными неприятностями и, можно даже сказать, нервными потрясениями. Вспомнить только последние дела, с которыми доктор был связан: ловля Черного Мотылька, недавнее ограбление банка и то, отчего у Дилби мурашки сновали по коже — мрачная история с безумным ученым из Фли. Он предпочитал не ввязываться ни во что подобное и не высовываться без лишней надобности из архива Дома-с-синей-крышей, но господин комиссар выбора ему не оставил.
Что касается доктора Доу, то он, несмотря на свои добрые отношения с господином комиссаром Тремпл-Толл, старался не связываться с полицией Габена, считая ее служащих недалекими, порочными и неблагонадежными людьми. Исключение составлял лишь Дилби, и несмотря на то, что тот был трусоват и не имел стержня, сейчас он мог пригодиться. Ну а с его простоватостью и общей нелепостью Натаниэль Доу мог смириться.