В больницу города Жанаозен привозили всё больше и больше раненых людей с огнестрельными ранениями. В палаты все уже не вмещались и многих уже укладывали в коридорах прямо на полу. Врачи, прибывшие накануне с Актау и других регионов, не справлялись с таким большим количеством раненых. В больнице были три операционных зала, и в каждой операционной поставили ещё обычные деревянные столы, и в каждой операционной комнате шло по четыре операции одновременно. Мёртвых сразу везли в морг, который находился рядом. В палате, в которой находился Хабибулла, была рассчитана на четыре пациента, но в ней сейчас находилось в два раза больше людей, и все, как и он с пулевыми ранениями. Каждую палату на выходе охранял полицейский с оружием в руках, а также снаружи больницы по всему периметру здания ходили омоновцы. Койка Хабибуллы находилась возле окна с видом на главный вход больницы, и он видел, как много раненых людей привозили на машинах скорой помощи. Из всех лежащих в палате раненых пациентов он был самый старший по возрасту, а остальные были молодые люди не старше тридцати лет. У вновь прибывавших раненых людей он в первую очередь спрашивал, где и как их ранили, и как обстановка сейчас на улицах города. У него пулю из ноги вытащили, но ходить он не мог пока что, и ему нужны были костыли или инвалидная коляска для передвижения. Ему оставалось лишь лежать на своей койке и лишь когда к главному входу больницы подъезжали спецмашины с мигалками и сиренами, он от любопытства привставал с кровати и наблюдал за происходящим с окна. Вечером ему жена передала продукты питания через санитарку. Видать, она уже знала, что он находится в больнице и что он живой, но созвониться с ней и поговорить по телефону не представляло возможности, так как сотового телефона не было у него, да и мобильная и телефонная связь говорили, что не функционировала в городе. Днём приходил следователь с полиции и интересовался у него и у других, как и где они получили огнестрельное ранение, и что они вообще делали на площади 16 декабря. Вёл он себя наглым образом, то и дело, угрожая арестом и уголовной ответственностью, но никто не поддался на его угрозы. Хабибулла честно признался, что на площадь выходил несколько месяцев и требовал вместе с другими нефтяниками улучшений условий труда и поднятия оплаты труда на вредном производстве, а в приписываемых следователем погромах и мародёрстве он не участвовал. Он по фамильно назвал тех, кто с ним находился все эти месяцы на площади и в ком он был уверен, что они не причастны к погромам на площади, а кто и как начал провокации и стычки с полицейскими на площади он не знал. Следователь ещё показывал фотографии с лицами неопознанных трупов в морге, но никто ему лично не был знаком. Значит с Маратом и Арманом – его коллегами было всё хорошо, думал про себя Хабибулла. Он ещё не знал, что Марат был мёртв и при нём нашли бейджик с фотографией и инициалами, поэтому его фотографии не было среди неопознанных трупов, а Арман сейчас находился в камере. Родные и близкие знали, что он находится в больнице и значит не переживали за него. Надо теперь лишь было с ними как-то связаться и пообщаться. За полночь Хабибулле кое-как удалось заснуть.
Утром 18 декабря город Жанаозен проснулся уже в режиме чрезвычайного положения. По городу разъезжали бронемашины с пулемётами, а каждую улицу перекрывали блок-посты с солдатами, экипированных в бронежилеты с касками. Любого прохожего, несмотря на возраст и пол, останавливали и проверяли документы при нём. Людей без документов или подозрительных лиц задерживали и для выяснения личности забирали в отделение полиции. Айжан с утра вышла из дома с целью, во что бы то ни стало найти своего мужа – живого или мёртвого. Сегодня был воскресный день, а завтра ей надо было идти на работу, да и детям завтра нужно было идти в школу на учёбу. Она ещё не знала, что в городе ввели чрезвычайное положение и из дома она вышла без документов, и поэтому на первом же блок-посту её остановили и для выяснения личности доставили в отделение полиции. – Как ваша фамилия? – спросил у неё сотрудник полиции, в дежурной части, куда она приходила ещё вчера. Назвав свои инициалы, дежуривший полицейский проверив её по базе, велел ей идти домой и впредь наказав ей носить при себе документы, удостоверяющие личность. – Скажите, а Дамитов Арман не у вас находится? – спросила Айжан перед уходом, достав из сумочки фотографию мужа. Дежурный полицейский мельком посмотрел на фото, а затем проверил по списку задержанных лиц, который находился у него на столе под стеклом. – Да, есть такой, – найдя его фамилию среди списка, ответил полицейский. – А как мне можно его увидеть? – обрадовалась Айжан известию о том, что её муж был живой. – У нас свидания запрещены! Вы только можете передачу ему передать, кроме запрещённых предметов, – ответил дежуривший полицейский, отвлекаясь на звонок по телефону. Айжан хотела спросить, что нельзя было передавать, а в ответ полицейский предчувствуя её вопрос, жестом руки показал на лист бумаги, висевший на стекле окна дежурной части. Она бегло прочитала список запрещённых предметов, стараясь запомнить содержание, а затем быстро выбежала из полицейского участка и окольными путями, стараясь не попадаться на глаза омоновцам, побежала домой. Приготовив на обед заодно себе и детям кашу, Айжан наложила кашу в пластиковый контейнер и мужу, помня о том, что в стеклянную тару нельзя. Положив в пакет хлеба, пакетированного чая, сахара и бутилированной воды она вышла из дома, захватив с собой своё удостоверение личности, если вдруг её снова остановят для проверки документов.