Нас пытаются убедить, что отказываться от своих убеждений безнравственно, что человек с убеждениями — это порядочный человек. В самом деле, какие претензии мы можем предъявить всем этим знаменитейшим фанатикам, "людям с убеждениями", — Савонароле, Руссо, Робеспьеру, Сен-Симону, Марксу, Ленину…
Вся идеология — идеология ниспровержения законов, обычаев, традиций, границ, религий, морали — вероятно, могла быть даже и привлекательной для части европейских интеллектуалов. Но как только эти идеи беспредельного улучшения мира и человека обрели кровавую плоть в опыте советской России, от европейского революционного романтизма остались жалкие отзвуки. Достаточно взглянуть на состояние коммунистических партий в Европе (в значительной мере уже бывших), чтобы убедиться, что идеология коммунизма оказалась в аппендиксе цивилизации XX века. Н.Бердяев оказался прав — свершилось "внутреннее преодоление коммунизма". И на наших глазах жернова истории перемалывают в прах последние его плевелы. Истинными строителями современной Европы и мира стали не фанатики троцкистско-бухаринского толка, а "люди без убеждений": Моннэ — во Франции, Эрхард — в Германии, Икеда — в Японии, Тэтчер — в Великобритании. Как правило — люди без регалий, без звезд, без пышных титулов "великих кормчих" и "генеральных секретарей" и, главное, без претензий на то, чтобы удивить мир каким-нибудь чудом.
Никто не станет возражать, если "люди с убеждениями" будут смотреть на социализм, как на некий мистический идеал, на систему ценностей наподобие христианства, буддизма, джейнизма и т. д. Можно даже построить храм и хранить там мощи святых и мучеников социализма (последних оказалось больше). Но наших монашествующих социалистов никак не устраивает роль служителей храмов. В их кликушеских призывах "вернуть ценности" слышится ярое, похотливое желание властвовать, повелевать, делить не ими заработанное богатство. Навязывая обществу полемику по поводу частной собственности, они уподобляются францисканским монахам, ведшим в XIII веке схоластический спор по поводу того, "был ли у Христа кошелек". Тайная цель таких споров известна — подвести оппонентов под костер инквизиции. Идеология, будь то идеология францисканцев или коммунистов, в конечном счете была лишь инструментом борьбы за власть или обрамлением власти. И чем меньше эта власть законна и популярна, тем больше требовалось идеологических перьев. Люди, вырывавшиеся на Запад из наших замусоренных убогих городов, после первого шока от богатства и изобилия более всего удивлялись тому, что в Европе, в которой действительно имеется что показать и чем похвалиться, нет лозунгов типа "Да здравствует капитализм, светлое настоящее человечества" или "Капитализм победит!". Система, основанная на здравом смысле и опыте истории, не нуждается в павлиньих хвостах.
Недавно на одном из московских кладбищ мне встретился участок с унылой бетонной плитой, на котором без всякого изящества было выведено — "захоронение невостребованных прахов". Я подумал о социализме. Опись его имущества засвидетельствовала полное банкротство усопшего. Как ни вспомнить в виде эпитафии знаменитое гегелевское: "Истина возникает как ересь и отмирает как предрассудок". Коммунизм был, вероятно, величайшей ересью XIX века. В XX веке он тирански властвовал над огромной частью мира. А теперь на наших глазах превращается в величайший предрассудок. Не видеть диалектики этого превращения — значит читать историю глазами слепцов. Упорствовать в желании не видеть — преступление перед собственным народом, перед историей собственной страны.