Мельсик спокойно всё рассказывал, ровно, без малейших эмоций.
Командир батареи разрешил ему оставаться, раз сын тут, и даже слушал его советы, но всё равно погиб.
Им же сверху видно куда ударить и как. От всей батареи только трое в живых остались, один из них Мельсик, но без ранений как остальные два.
Арам погиб на его глазах, метров за сто. Пушку ставили и тут – взрыв.
Мельсик подбежал, начал переворачивать труп сына, как тридцать лет тому ворочал товарищей-федаинов.
Два осколка убили Арама, один сквозь сердце, второй через висок до шеи. Ничего, наверно, не почувствовал.
Скоро вечер. Окна кухни настежь. Мельсик сидит осунувшись потемнелым лицом, глаза пусты.
Перечисляет ошибки тактики и стратегии, что когда из Гадрута население вывезли, не стало кого защищать.
Колонна пустых автобусов пришла из Армении и Командушчи (да, тот самый) кричал в мегафон, чтобы люди грузились.
Премьер прислал, как представителя с авторитетом.
«Как в ту войну Турки от нас бежали, так и мы теперь от них, на дороге столько калашей валяется».
Мельсик отвёз сына 33-х лет и похоронил в родной деревне (он не знал, что её предусмотрено сдать), потом вернулся в Езнагомерь угонять стадо Арама в Армению, куда уже уехала его вдовая невестка Амест с двумя детьми дошкольниками.
Наутро он мне сказал, что подписана капитуляция.
Три дня спустя я принял горячую ванну и в 10:17 покинул Езнагомерь. Дверь запирать не стал, чтобы мародёры зря не ломали. Всё-таки "евро", жалко же, за 100 км из Степанакерта привозил.
На двухколёсную тачку примотал мешок со свитерками, что когда-то мне вязали дочки и Сатэник, ещё рюкзак с литровой бутылью абсента и парой туфлей, парой джинсов и печенья пачкой, а поверх всего гитару тоже привязал. Всё остальное осталось позади, даже трёхтомник Солженицина с его автографом.
А спирт я уже успел раздать. Это – свято.
Так что с лёгкой душой и не слишком тяжёлой тачкой, двинул я вперёд не оглядываясь, мимо дома Анны и Армена, который год всего как построен на гранты из Диаспоры ради их семерых детей.
Армен всё ещё разбирал жестяные профнастилы и брусья крыши, чтобы вывезти в Армению к своим уже эвакуированным детям…
Через перевал правее Ишхан-Сара, в 15:48 следующего дня, уже без тачки, но всё ешё с мешком, рюкзаком и гитарой, я пришёл в безлюдно тихий вестибюль мэрии Сисиана (Армения) с квадратными часами на стене. 47 км от Езнагомери.
По пути Сатэник звонила, ругала, что 4 дня недоступный, говорила, что наш район сдан по капитуляции и нечего мне Турков дожидаться, они не станут спрашивать мою национальность.
Ещё через два дня, поздно вечером, я прибыл в Степанакерт на такси из Еревана через Варденис, прежде чем миротворцы передали то шоссе Азербайджану (как было условленно) и поразился отсутствию разрушений. На главной улице, например, всего один магазин разбит, ни одно правительственное здание не пострадало.
Всё как договорено. В Шуше, над городом, Азербайджанская армия, в Степанакерте машины миротворцев под красивыми трёхцветными флагами.
В горсовете-мэрии шумливым очередям пенсионного возраста раздают коробки беженского пайка от Красного Креста – крупы, конфитюр, зубные щётки, 2 кг муки и ещё тушёнка.
Во двор дома, которому исполнилось 25 лет, упал всего один осколок кассетной бомбы, но эта пакость на всё более и более мелкую картечь разрываются: стекло спальни как бы пулей прострелено и шифер на крыше пробит, пришлось потом заплату ставить силиконом…
Ода Онемению Чувств
По большому счёту, они шли защищать Родную Землю, потому что каждый из них был Солдатом и с каждым из них был Бог… Ну а конкретно, перед ними стояла боевая задача подняться на сопку, закрепиться там и препятствовать продвижению наступающих сил противника, поэтому они шли вперёд, наверх, боевой колонной, сплочённые общей задачей, единой целью.
Однако, по ходу подъёма, под их индивидуальными касками вертелись личные мысли, вернее, какие-то обрывки мыслей, у каждого свои, про то, какой красавец гол забила Барселона в той игре, носок в правом ботинке надо бы расправить, а то натрёт сука ногу, сказать младшему брату, чтоб хорошо держал лошадь, та девушка из параллельного класса на последнем звонке, в розовой кофточке, правда красивая и улыбнулась как бы персонально, по-взрослому так…
Каждый о своём, но внешне слышно лишь тяжкое прерывистое дыхание, до хрипоты, твоё и твоих товарищей.
Так они шли и не знали, что чашка с кофейной гущей на дне уже отставлена и кончики пальцев привычно легли на скользкую спинку мыши в тиши операторской, оттенённой уютным ровным урчанием компьютерной техники…