– Мне плевать, что ты обо мне думаешь. Но, пожалуйста, скажи, куда мы идем?
Не удостоив меня ответом, Баэль опустил футляр на землю и аккуратно открыл его, будто опасаясь повредить скрипку.
Я почувствовал, как все внутри сжалось от страха.
– Баэль, это же… Это же…
Он снова едко ухмыльнулся.
– Успокойся, ничего не случится.
– Не прикасайся к ней!
– Прекрати раздувать из мухи слона. Несколько месяцев назад я уже брал ее в руки. Если бы она действительно убивала, я уже давно был бы мертв.
Все страхи вдруг испарились – перед моим взором появилась Аврора. Баэль аккуратно поднял ее в воздух и нежно погладил, видимо не собираясь играть. Затаив дыхание, я наблюдал за ним.
Он, как будто чем-то раздосадованный, вернул скрипку в футляр и спросил:
– Ты когда-нибудь слышал?
– Что?
– Язык музыки.
Баэль оставил в покое футляр и сел рядом со мной, скрестив ноги. Запрокинув голову, он устремил взор в небо и произнес:
– Жизнь – самое дорогое, что у меня есть. Я не могу умереть, пока не исполню свою мечту. Несколько месяцев назад я впервые достал скрипку, как только получил одобрение Тристана.
– Как он мог согласиться?
– Да, это было непросто. Похоже, тебя интересует, как мне удалось уговорить друга, который поклялся отказаться от нашей дружбы, стоит мне лишь прикоснуться к Авроре? В тот день, когда ты убежал в слезах, мы с Тристаном заключили пари: я играю для умирающего маркиза – он соглашается с моим желанием прикоснуться к Авроре.
Узнаю Тристана. Да, он мог пойти на такое.
– Я достал ее в тот же день, но не рискнул играть. У меня не было уверенности, что она признает во мне своего хозяина, поэтому я просто оставил ее в своей комнате. А на следующий день она заговорила со мной.
Я в замешательстве посмотрел на Баэля. По его интонации стало понятно, что он не шутит. Антонио вообще редко демонстрировал чувство юмора.
– Она говорила не по-человечески. Это был язык музыки. Я слышал его впервые, но прекрасно понял. Скрипка приказала мне отнести ее…
– Куда?
– В Ледяной лес.
Услышанное потрясло меня. Всего лишь пару месяцев назад я рассказал ему легенду о Ледяном лесе, но почему-то был уверен, что сейчас он говорит о чем-то мне неизвестном.
Баэль посмотрел по сторонам и продолжил:
– Только что я слышал похожий шепот, но не разобрал, откуда он доносится. Скрипка тоже молчит. Интересно почему? Может быть, мы уже пришли?
По спине пробежал холодок, я огляделся. Нас окружали совершенно обычные деревья, ни одно из них не было покрыто льдом.
– Скажи, что все это глупая шутка. Уже темно, нам нужно возвращаться.
Баэль нахмурился и резко повернулся ко мне.
– Я привел тебя, чтобы поделиться сокровенным… – Он прервался на полуслове и вскочил с места. – Ты слышал это?
– А должен был? – спросил я, поднимаясь вслед за ним.
Баэль всматривался в глубь леса. Лихорадочный блеск его глаз не на шутку испугал меня. Говорят, что многие гении сходят с ума, не в силах совладать со своим талантом, – неужели он тоже…
– Это музыка!
– Музыка?
Баэль взмахом руки заставил меня замолчать. Я прислушался. Но сколько бы я ни напрягал слух, в ушах звучали лишь ветер да шелест листвы.
– Прекратилось. Видимо, он избегает людей, – еле слышно пробормотал Баэль и быстрым шагом направился к футляру.
Когда он достал скрипку и смычок, я испугался и понял, что должен помешать ему.
– Нет, Баэль, нет!
Я смирился с тем, что он уже брал ее в руки, но не мог позволить ему играть! Баэль провел смычком по струнам, прежде чем я успел отнять скрипку. Раздался визг.
Я замер на месте. Антонио сыграл первую ноту – до, но вместо привычного звука я услышал стон, наполненный радостью и гневом. Скрипка будто злилась за долгое ожидание и благодарила за вновь обретенную свободу.
У меня не осталось никаких сомнений – Аврора была живой.
– Отлично! Она ответила! Мы на месте.
Он снова как одержимый уставился куда-то в пустоту, на лице его появилась безумная улыбка.
Дрожа всем телом, я не мог найти в себе сил, чтобы встать. Что-то происходило, что-то разрывающее реальность пополам.
Теперь Баэль несколько раз сыграл вместе до и ре. Скрипка издавала глухие, неприятные уху звуки. Антонио будто пытался разбудить Аврору после долгого сна. Только когда скрипка отозвалась красивой трелью, Баэль начал выводить полноценную мелодию.
Сладостная музыка будоражила, заставляя плакать. Меня раздирали противоречивые желания: хотелось закрыть уши, чтобы только не слышать этой демонически зачаровывающей мелодии, и в то же время – продолжать внимать ей до тех пор, пока не умру. В тот момент для меня перемешалось все на свете: я не знал, где правда, а где ложь, и даже перестал различать грань между жизнью и смертью. Но мне не было страшно.