– А теперь о деле, дружище. Я ищу людей, которые бы выступили со мной на новогоднем концерте в этом году. Скрипач уже есть, я играю на виолончели. Остался лишь пианист. Мне бы хотелось, чтобы ты к нам присоединился.
– Выступление трио? Постой… Ты говоришь о том самом концерте, который каждый год проводится в Канон-холле?
– В точку. А ты догадливый, дружище. Понимаешь, какая это честь для студента – выступить на сцене Канон-холла?
Канон-холл. Концертный зал, о котором мечтает каждый исполнитель. Сцена, на которой выступали лишь истинные гении музыки. Там каждые три года проходит «Конкурс де Моцерто». И мне предлагают выступить на сцене Канон-холла. Неужели это не сон?
– Ты серьезно?
– Абсолютно. По правде говоря, это не совсем мое выступление, я всего-то лишь аккомпанирую. Вот тот, кого пригласили выступать. – Тристан привел меня к одному из музыкальных классов и открыл дверь.
Там уже кто-то был. Он сидел в расслабленной позе и внимательно разглядывал меня, словно художник, рисующий портрет.
– Антонио Баэль?
– Судьба снова свела нас вместе, Коя.
И как я сразу не догадался, что обычных студентов не могли пригласить в Канон-холл просто так? Виной всему молодой гений Антонио Баэль. Видимо, организаторы посчитали, что для сольного выступления он еще слишком молод, поэтому решили поставить в программу выступление трио. Это большая честь – выступать на сцене главного музыкального зала города, но в глубине души я чувствовал обиду: нас выбрали только из-за Баэля.
– Рукопись уже готова.
Он передал мне листы. В его поведении я не заметил прежнего высокомерия или насмешки.
– Предлагаю разок сыграть всем вместе. Коя, ты сможешь без подготовки?
Неужели он забыл про свое правило репетиций в одиночестве?
– Ты предлагаешь порепетировать? – с недоверием переспросил я, на что Тристан громко рассмеялся и хлопнул меня по спине.
– Конечно, а как же нам еще сыграться? Или ты предлагаешь нам репетировать поодиночке? Ну ты и шутник!
Я с удивлением посмотрел на Баэля, но тот лишь отвел взгляд и равнодушно произнес:
– Мы с Тристаном уже сыграли пару раз. Если тебе сложно влиться с ходу, мы можем перенести…
– Мне не сложно.
Мое самолюбие было задето, и я решительно сел за фортепиано. Сделав несколько глубоких вдохов, я скользнул взглядом по партитуре, и мои пальцы забегали по клавишам. Мне удалось сыграть чисто, не считая небольшой заминки в середине.
Я оглянулся на моих слушателей, ожидая реакции. Тристан одобрительно присвистнул, Баэль удостоил меня лишь кивком головы:
– Отлично, тогда начнем.
Репетиция прошла на удивление весело. Антонио все время импровизировал, и я отчетливо понял, что передо мной действительно музыкальный гений. По сравнению с ним Тристан играл довольно посредственно. Я был слегка разочарован этим открытием, поскольку надеялся, что виолончелист, которого выбрал Баэль, ничуть не будет уступать ему по мастерству. Тристан не пытался выделиться, наоборот, прилагал все усилия, чтобы подчеркнуть партию Антонио. Именно это напомнило мне о нашем выступлении на экзамене, и настроение тут же испортилось. Но, невзирая ни на что, репетицией я остался доволен.
– Антонио, когда встречаемся в следующий раз? – с необычным трепетом спросил Тристан, закрывая футляр с виолончелью.
Я снова удивился – теперь уже интонации, с которой Тристан задал свой вопрос.
– А тебе нужна еще репетиция, Коя? – поинтересовался Баэль, будто пытаясь уйти от ответа.
Похоже, он хотел, чтобы я ответил отрицательно. Но прежде чем я успел сказать хоть слово, Тристан похлопал Баэля по плечу и задорно заметил:
– Нам ведь не сложно сыграться. Просто репетиции – это весело! Или я не прав?
– Прав, наверное.
Было видно, что Баэлю предложение не по душе, но все же он назначил время следующей репетиции.
В этот момент я внезапно осознал, что Тристан – единственный человек, который может растопить лед в сердце Баэля. Почему-то Антонио относился к нему с особенной теплотой. И даже более того: в присутствии Тристана он и со мной общался довольно добродушно. Но стоило нам остаться наедине или встретиться в коридорах консерватории, Баэль делал вид, что не знает меня.
С каждой репетицией я все больше поражался его гениальности. Чуть позже пришла зависть, но вскоре она сменилась безграничным восхищением. Интуиция подсказывала, что Баэль и его музыка будут жить вечно.
– Я очень волнуюсь, – честно признался Тристан.