— Э-э-э, Айона, вам не трудно удалить на время разговора собаку? — спросил Эд, целясь пальцем в ее дорогую Лулу, словно солдат расстрельной команды.
В каком-то смысле, он и был таким солдатом.
Дверь оставалась открытой. Айона вышла, пятясь задом, чтобы никто из этих двоих не попытался выстрелить ей в спину.
— Вы не понянчитесь несколько минут с моей малышкой? — обратилась она к помощнице руководителя, как теперь именовались секретарши, уже не знающие стенографии.
Девица явно обрадовалась приятному развлечению. Еще бы не обрадоваться, когда тебе платят мало и при этом совершенно не ценят, когда ты просто приложение к Эду.
— Лулу любит, когда ей почесывают в мягких местах, особенно за ушками. — Когда Айона нервничала, то всегда перебарщивала. Вот и сейчас она зачем-то добавила: — Да и кто из нас не любит этого? — сопроводив вопрос натянутым и несколько визгливым хихиканьем.
Помощница руководителя недоуменно поежилась.
— И вновь, друзья, иду на баррикады, — пробормотала себе под нос Айона.
Она вошла, держась прямо, с высоко поднятой головой, так, как в свое время выходила на сцену.
— Присаживайтесь, — произнес Эд, указав на ряд разноцветных пластиковых стульев, стоявших по обеим сторонам стола.
Айона выбрала стул справа, надеясь, что сочетание ярко-оранжевого пластика и красного костюма пагубно скажется на сетчатке глаз Бренды. Усевшись, она достала из сумки блокнот и карандаш. Никаких записей Айона делать не собиралась, но при случае, если вдруг возникнет нужда, можно воткнуть карандаш в руку Эда. Эта мысль немного приободрила ее.
— Итак, прежде чем приступить к детальной аттестации, я бы хотел поговорить с вами об общем положении дел, — сказал главный редактор, складывая пальцы домиком и напуская на себя серьезный вид, словно школьник, вообразивший себя управляющим банка.
Он стал излагать подробности, повествуя о падении тиража, снижении доходов и росте издержек. Все эти цифры проплывали мимо Айоны, как радиоактивная пыльца, несомая ветром, хотя она и всячески изображала полнейшую заинтересованность.
Как вы понимаете, — подытожил Эд, — нам необходимо всерьез сосредоточиться на электронной версии журнала и привлечь более молодую аудиторию. Следовательно, весь наш контент должен быть современным и отвечающим потребностям сегодняшнего дня. А это значит, что рубрика «Спроси Айону» ощущается уже несколько… — Он умолк, подыскивая нужное прилагательное. — Устаревшей.
Даже в оскорблениях Эд демонстрировал явное отсутствие творческой фантазии.
Айону замутило. «Прекрати, — мысленно приказала она себе. — Вставай и сражайся. Думай о Боудикке, королеве кельтов». Айона собрала свою разношерстную армию и поднялась на колесницу.
— Эд, вы даете мне понять, что я слишком старая? — спросила она и замолчала, наслаждаясь зрелищем побледневшей «кадровой ресурсницы», подбородки которой стали еще заметнее. — Будучи журнальным психотерапевтом, могу сказать: жизненный опыт — это настоящее богатство. А у меня его предостаточно. И все-то я испытала на собственной шкуре: сексизм, дискриминацию по возрасту, гомофобию.
Она разбрасывала слова, как бомбы, каковыми они, собственно, и являлись. Получи Айона инвалидность, что в ее возрасте было вполне возможно, у нее на руках оказался бы полный список потенциальных случаев дискриминации. «И тогда, кадровичка Бренда, ты бы ужом вертелась, ища способ, как из всего этого выпутаться».
— У меня и в мыслях ничего такого не было, — возразил Эд. — Я просто ищу альтернативу. — (Айона сразу же поняла: в контексте их разговора подобная формулировка подразумевала «выдвигаю ультиматум».) — Подумайте об уменьшении круга обязанностей. Вы бы смогли больше времени проводить с внуками.
Айона с предельной жесткостью посмотрела на собеседника и хрустнула костяшками пальцев. Этот звук всегда заставлял Эда морщиться.
Бренда кашлянула и стала теребить шнурок своего бейджа.
— Ах да. У вас же нет внуков. Ну разумеется, нет, — пробормотал Эд.
И как прикажете понимать это его «ну разумеется, нет»? В смысле, Айона еще слишком молода для внуков? Или же шеф имел в виду ее нетрадиционную ориентацию?
— Давайте не будем пороть горячку. Мы дадим вам месяц и посмотрим, сумеете ли вы революционизировать свою рубрику. Сделайте ее более современной. Заставьте свои страницы бурлить. Думайте в ключе третьего тысячелетия. Будущее — оно там.
Эд заставил себя улыбнуться, и от усилий его лицо чуть не треснуло.
— Конечно, — сказала Айона, написав в блокноте «БУРЛИТЬ» и тут же добавив «ЗАДРОТ». — Но вначале позвольте вам напомнить, Эд, как важны для журнала разделы, где разбираются проблемы читателей. Люди зависят от этой моей рубрики. Не сочтите, будто я излишне драматизирую, говоря, что от этого зависят чьи-то жизни. И между прочим, нашим читателям мои статьи очень нравятся. Если уж на то пошло, многие признаются, что покупают журнал только ради рубрики «Спроси Айону».
Вот тебе, жалкий римский центурион!
— Несомненно, когда-то так оно и было, — ответил Эд, выхватывая невидимый меч и вонзая ей в сердце. — Но когда вы в последний раз слышали эти слова?
Айона не сразу вернулась на свое рабочее место. Вначале она направилась в туалетную комнату, глядя себе под ноги, поскольку отвратный ковер, впрочем довольно практичный, до сих пор оставался липким после недавней офисной вечеринки, когда на него пролили фруктовый пунш. Запершись в кабинке, она опустила крышку сиденья и села, усадив Лулу на колени. В туалете пахло сосновым освежителем, потом и собакой. Айона заплакала. Правильнее сказать, зарыдала, чувствуя, как нос наполняется соплями, а по щекам течет размытая тушь для ресниц. Эта работа была смыслом ее жизни. Причиной, заставлявшей вставать по утрам. Работа давала ей цель. Делала той, кем она была. А теперь, после того как она почти тридцать лет отдала журналу и на всех парах приближается к своему шестидесятилетию, ее хотят уволить. И кем тогда станет Айона? Как же так получилось? Куда подевались хвалебные отзывы начальства, восторги читателей и церемонии награждения? Как это вдруг так вышло, что она оказалась в подобной ситуации?
Айона попыталась пробудить в себе злость, но ей не хватало сил. В прежние дни она была занята под завязку: вела социальную колонку, страницу советов, а иногда также делала обзоры ресторанов и маршрутов для путешествий. Это изматывало, но недозагруженность изматывала еще сильнее. Сейчас Айона чувствовала, что устала. Она устала излучать уверенность, которой давно уже не испытывала. Устала постоянно напускать на себя занятый вид, когда на самом деле у нее постепенно отобрали все редакционные обязанности, оставив лишь одну-единственную рубрику «Спроси Айону».
Она научилась растягивать каждое задание на долгие часы. Монитор ее компьютера был повернут под таким утлом, что другие сотрудники не видели, чем она на самом деле занимается. А она планировала фантастические поездки с Би на прекрасные коралловые острова или же путешествовала по Facebook, заглядывая на страницы своих старых школьных друзей.
Такая жизнь, конечно же, не была борьбой. А ведь Айона всегда считала себя лидером. Все эти годы она тайно насмехалась над приоритетами своих современниц. Одна за другой они съезжали со скоростной автострады карьеры на обочину ради того, чтобы производить на свет детей или ублажать неблагодарных, эгоистичных мужей, когда-то вполне симпатичных, но успевших отрастить пивные животы, волосы в носу и подхватить грибок на ногах.
Однако теперь, когда она смотрела на снимки выпускных церемоний их детей или праздников, где за отдраенными кухонными столами собиралось несколько поколений семьи, и даже на фотографии крошечных новорожденных внуков, неосмысленно пялящихся глазенками в объектив камеры… у нее возникал вопрос. А что, если (это всего лишь предположение) эти женщины в конечном итоге выиграли? По крайней мере, они не плакали, сидя в офисном туалете и утыкаясь в шею комнатной собачонки.
Айона услышала, как открылась дверь и по плиткам пола зацокали две пары высоких каблуков. Она подняла ноги, подтянув колени к груди, и еще глубже зарылась лицом в шерсть Лулу, дабы заглушить всхлипывания.