— Я назвала вас так: Человек-из-Нью-Малдена-Вероятно-Спасатель, — поскольку вы всегда очень внимательны к другим, — сказала Айона.
Сейчас она вовсю использовала навыки, отточенные десятилетиями работы со словами, которые она тщательно подбирала, передвигала во фразах туда-сюда и заменяла на более подходящие.
«Ловко вывернулась, малышка, — похвалила она себя. — Ты еще не потеряла хватку».
— А вы очень наблюдательны, — заметил Санджей.
— Да, это моя отличительная черта, — без ложной скромности подтвердила Айона. — Я редко ошибаюсь. Так почему вы решили избегать эту милую рыжеволосую девушку из Темз-Диттона?
— Это не столь уж и важно.
Санджей покраснел, как подросток, что еще больше расположило к нему Айону и разожгло в ней любопытство.
— Не таитесь, расскажите, — сценическим шепотом произнесла она и, перегнувшись через столик, потрепала парня по руке. — Я человек благоразумный.
Это было не совсем правдой, но Санджею незачем знать, что в мире Айоны слово «благоразумие» имеет несколько иной смысл и обозначает амбициозную цель.
Айона знала: лучший способ разговорить кого-то — оставаться молчаливой. Окруженные тишиной, люди испытывали острую потребность чем-нибудь поскорее ее заполнить. И потому она неторопливо попивала чай и ждала. Она видела, как Санджей мучительно принимает решение. Вскоре по его лицу Айона поняла, что парень сдался и сейчас начнет рассказывать. Она победила.
— Видите ли, в тот день, когда Пирс подавился виноградиной, я как раз хотел пригласить ее на свидание, но повел себя так, что девушка сочла меня полнейшим идиотом. Я впервые заговорил с нею, абсолютно невпопад… и все непоправимо испортил.
— Вы же знаете: если девушка отличается красотой, это еще не означает наличие у нее ангельского характера. Познакомившись с нею поближе, вы могли обнаружить, что она совсем не та, какой вы ее себе рисовали, — рассудительно произнесла Айона. — Например, она терпеть не может щенков или не читает ничего, кроме сообщений в «Твиттере».
— Она не только прекрасна внешне. К тому же я успел сделать еще кое-какие наблюдения. Она читает настоящие книги. Бумажные. И это совсем не «вагонное чтиво». Пока мы едем до Ватерлоо, она успевает разгадать весь кроссворд из «Таймс». А когда надевает наушники и слушает музыку, то закрывает глаза, и ее пальцы летают в воздухе, словно она играет на невидимых клавишах. Она улыбается совершенно незнакомым людям, причем абсолютно искренне. Вокруг ее переносицы разбросаны веснушки, как звездочки в созвездии. И еще…
— Хватит, остановитесь! — взмахнула рукой Айона. — Больше ни слова, а то меня тоже вытошнит. Поверьте, вам это не понравится. Пока мы ехали до Ватерлоо, весь вагон пропах блевотиной. Это испортило мне чаепитие. Вот что, Санджей: вы меня убедили. Хотя сдается мне, будь у этой девицы отталкивающая внешность, никакие «закрытые глаза» и «игра на воображаемой клавиатуре» не расположили бы вас к ней. Итак, вы хотите познакомиться с красавицей поближе?
— Да! Я ведь даже не знаю ее имени! — воскликнул Санджей. — Не могу же я называть ее Очаровашкой-из-Темз-Диттона.
— Санджей, считайте, что вам повезло. Во-первых, вы мне нравитесь. Во-вторых, я перед вами в долгу, поскольку благодаря вам Пирс остался жив, и это избавило меня от угрызений совести по поводу собственной беспомощности. И в-третьих, я профессионал в этой области! — заявила Айона, сопровождая каждый пункт списка загибанием пальцев.
— Так вы сваха? — осторожно поинтересовался Санджей.
— Ни в коем случае! Я журнальный психотерапевт!
— То есть… ведете раздел, где вам плачутся в жилетку?
Айона вздохнула. Ее симпатия к парню поуменьшилась. Ну вот: начал за здравие…
— Вот что, Санджей. В следующий раз вам всего-навсего нужно сесть вместе со мною в третьем вагоне. Остальное я беру на себя, только дайте срок.
Айона откинулась на спинку, поглаживая Лулу и улыбаясь своим мыслям. Ее бескорыстная помощь Санджею обещала превратиться в романтическую историю. Она уже предвкушала развлечение. И потом, Санджей и Очаровашка-из-Темз-Диттона — оба из поколения третьего тысячелетия. Она познакомится с ними поближе, будет наблюдать за развитием их романа и… заодно собирать материал для своей колонки. Как минимум это даст ей пищу для размышлении о модернизации собственной работы. Ей не терпелось поделиться новостью с Би. Та просто обожала романтические истории.
Поезд вздрогнул и поехал дальше, сопровождаемый коллективным вздохом облегчения.
ПИРС
18:17. Ватерлоо — Сербитон
Чем усерднее Пирс старался выправить положение, тем хуже оно становилось. Он мысленно перенесся на несколько лет назад. В те дни его называли Мидасом, и каждая акция, к которой он прикасался, становилась золотом. Он чувствовал себя неуязвимым, крутым, чуть ли не Хозяином Вселенной. А сейчас все, на что он обращал внимание, превращалось в комок грязи. И проблема заключалось в его чрезмерной сосредоточенности. Он это знал. На биржевые рынки нужно входить, как в паб: спокойно, беззаботно, с намерением незаметно пробраться к стойке и поболтать с хорошенькой барменшей. Но чем серьезнее ты к этому относился, чем больше отчаяния появлялось в твоих действиях, тем более хамским становилось поведение цифр из биржевых сводок. Вместо хорошенькой барменши появлялся угрюмый верзила, который, того и гляди, плеснет тебе в лицо пивом и выставит из паба. А сейчас Пирс относился ко всему этому слишком серьезно. Серьезнее, чем когда-либо.
К пятой платформе он двигался на автопилоте, поглядывая на свои сверкающие ботинки от «Гуччи». Эти ботинки, как и часы «Ролекс» и галстуки «Эрме», всегда придавали ему определенную уверенность. Ну разве с человеком в ботинках от «Гуччи» может приключиться что-то совсем уж скверное?
В поезд он сел за считаные минуты до отправления. Неудивительно, что вагон был полон пассажиров. Единственное свободное место, как всегда, было напротив Чокнутой Собачницы. Это все равно что место в театре, откуда почти не видно сцену. Или самый неудобный стул в доме. А он-то думал, будто сегодняшние неприятности закончились на работе. Оказалось, что нет.
Как будто жизнь не успела достаточно напакостить ему за день. И вот теперь изволь ехать рядом с этой теткой, уже осложнившей ему поездки на работу и обратно. Начать с того, что при виде ее он чувствовал себя до противного обязанным. То утро, когда он едва не умер, связало их воедино. А Пирсу было ненавистно чувствовать себя обязанным кому-то. Как прекрасно и просто было сознавать, что абсолютно все: и то, кем он являлся, и то, чем владел, — зависело только от него самого и больше ни от кого на свете.
Еще одной причиной, наполнявшей его сердце ужасом от подобного соседства, была ненависть, которую испытывала по отношению к нему эта женщина. Одной из величайших способностей Пирса было умение располагать к себе людей. В зависимости от обстоятельств, он, подобно хамелеону, мог предстать обольстителем, интеллектуалом, наперсником, шутом — словом, тем, кто требовался в данной ситуации. И, несмотря на все его умения, Чокнутая Собачница накричала на него. Дважды, да еще на публике. Мало того, она назвала его токсичным альфа-самцом. При других обстоятельствах Пирс счел бы это комплиментом, хотя и несколько сомнительным, но сумасшедшая тетка явно не была настроена его хвалить. И теперь она опять сердито смотрела на попутчика.
В стычках Пирс крайне неохотно капитулировал первым, но в данном случае его собственные интересы требовали поступить именно так. Ему хотелось вернуть себе прежний комфорт поездок, этот приятный «рельсовый переход» между жизнью служебной и жизнью домашней.
Честно говоря, было в этой женщине что-то интригующее. В своем элитном мире крупных финансовых операций, закрытых клубов и изысканных обедов он никогда не встречал людей, подобных этой дамочке. Она словно бы бросала ему вызов. Если он сможет расположить ее к себе, это будет означать, что он по-прежнему в форме. Вплоть до последнего времени Пирсу всегда нравилось, когда жизнь бросала ему вызов.