Так прошло пять минут. Индус добрался — можно сказать машинально — до жалкой лодки, где обычно ночевал. Он шел как человек, привыкший каждый вечер приходить в это пустынное место, и был всецело погружен в мысли о том шаге, который собирался предпринять завтра, пойдя к губернатору. Надежда отомстить набобу, отнюдь не мягкосердечному по отношению к своим пленникам, соединяясь со страстным желанием получить награду, делала его слепым и глухим одновременно.
Он, видимо, не осознавал опасности, которую могли навлечь на него его неосторожные слова, и не видел, как факир мало-помалу приближался.
Вдруг какой-то человек прыгнул на него, как тигр, молния блеснула в его руке. То луч луны сверкнул на лезвии малайского кинжала.
Индус, пораженный в грудь, тяжело упал на землю. Однако, хотя удар был нанесен уверенной рукой, несчастный был еще жив. Несколько с трудом произнесенных слов вылетело из его губ вместе с потоком крови.
Убийца склонился к земле, схватил свою жертву, приподнял ее и, подставляя свое лицо лунному свету, произнес:
— Ты узнаешь меня?
— Он, — прошептал индус.
И ужасное имя факира стало последним его словом, он задохнулся и испустил дух.
Минуту спустя тело индуса исчезло в Дудхме.
Факир подождал, пока не затихнет всплеск воды. Тогда, повернув назад, он пересек пустыри, затем жилые кварталы, где постепенно толпы людей рассеивались, а улицы пустели, и быстрым шагом направился к городским воротам. Он подошел в момент, когда ворота собирались запирать. Несколько солдат королевской армии занимали посты, преграждая выход. Факир уже не мог покинуть Аурангабада, как намеревался.
— Все же мне надо выйти сегодня ночью… или я никогда не выйду отсюда! — пробормотал он.
Он пошел по другой дороге, вдоль городской стены, и в двухстах шагах от ворот взобрался на вал, чтобы достичь верхней части крепостной стены. Гребень ее с внешней стороны возвышался футов на пятьдесят над уровнем рва, окружавшего стену. Это была отвесная стена, без выступов и неровностей, за которые можно было бы ухватиться. Казалось абсолютно невозможным, чтобы человек сумел спуститься по ее поверхности. Можно бы, конечно, попробовать это сделать с помощью веревки, однако пояс факира имел всего лишь несколько футов в длину и не доставал до подножия стены.
Факир на минуту остановился, огляделся и задумался, что бы такое предпринять.
Над верхней частью крепостной стены высилось несколько темно-зеленых куполов, образованных листвой больших деревьев, которые обрамляют Аурангабад своеобразным растительным поясом. С этих деревьев свисали длинные упругие и прочные ветви. Мелькнула мысль — а нельзя ли использовать их для спуска в ров? Риск, конечно, велик, но выхода нет.
Едва лишь эта мысль пришла в голову факира, как все колебания исчезли. Он скрылся под одним из куполов и вскоре вновь появился, вися на длинной ветке, сгибавшейся под тяжестью его тела, но уже вне стен города.
Как только ветка согнулась и коснулась верхнего края стены, факир медленно заскользил по ней, как по веревке с узлами. Он сумел преодолеть половину пути, но тридцать футов еще отделяли его от спасительной земли.
Он повис на вытянутых руках, пытаясь ногой нащупать какую-нибудь выбоину в стене, которая могла бы стать для него опорой…
Вдруг несколько молний прорезали темноту. Дозорные заметили беглеца и открыли огонь, к счастью для него, не очень точный. И все же одна пуля прошла на два пальца выше его головы и, угодив в ветку, на которой он висел, почти перебила ее.
Через двадцать секунд ветка обломилась и факир упал в ров. Другой на его месте сломал бы себе шею, он же остался цел и невредим.
Подняться, взобраться на противоположный склон среди града пуль второго залпа, ни одна из которых его не задела, исчезнуть в ночи было для беглеца не более чем забавой.
В двух милях от этого места, вне стен Аурангабада, располагались невидимые для глаза казармы английских войск.
В двухстах шагах от них факир остановился, обернулся, простер к городу свою искалеченную руку, и с губ его сорвалось:
— Горе тому, кто вновь попадет во власть Данду Панта! Англичане, вы еще не покончили с Наной Сахибом!
Нана Сахиб! Это боевое имя, самое грозное из всех, кому восстание 1857 года принесло кровавую славу, набоб вновь бросил поработителям Индии как последний вызов.
Глава II
ПОЛКОВНИК МОНРО