Застелив стол бледно-голубой картой, Степан Николаевич Пудов говорил о своем районе. Карандаш обежал Парамушир, прихватил с севера Шумшу, с запада — острова Алаид и Анцыферова.
Парамушир (в переводе с айнского — Большая земля) — второй по величине остров гряды. С крупномасштабной морской карты он смотрит бесчисленными вставленными друг в друга кружками и овалами, обозначающими высоты. Вулканы и горы, хребты и ущелья, скалы и рифы, вечные снега, мох, стелющийся кедрач и ольховник — вот лицо острова. Поселки лепятся лишь на крохотных полосках прибрежных террас.
Но, может быть, и не стоит жить здесь людям? Может быть, нечего взять у этой земли?.. Нет, стоит! Уже не один год на острове работает экспедиция по изысканию серных залежей. Геологи поднялись в горы, к дымящимся кратерам, и нашли богатые кладовые желтых кристаллов — тысячи тонн серы. Оказывается, не зря веками курились вулканы. Освоив парамуширские месторождения, не надо будет везти серу на Дальний Восток издалека, загружать железные дороги и пароходы.
Но главные сокровища таятся не в горах, а в водах, омывающих острова. Северная часть Тихого океана и Охотское море издавна славятся обилием рыбы и морского зверя. Здесь, на стыках холодных и теплых течений, бурно развивается зоопланктон — мириады мельчайших живых существ, которые привлекают и несметные косяки сельди и исполинов китов. На рифах и прибрежных каплях греют спины морские звери. А сколько на скалах шумных птичьих базаров!
В последние годы Северные Курилы превратились в крупнейший на Дальнем Востоке район сельдяного промысла. Сахалинские и приморские рыбаки снарядили сюда большие флотилии, построили здесь несколько механизированных обрабатывающих баз. Около миллиона центнеров рыбы в год дают стране Северные Курилы. «Сельдь тихоокеанская»… На Урале и в Сибири, в Москве и Киеве — где только не встретишь этой этикетки!
В Северо-Курильске в последние годы развернулось большое строительство. Сооружены новые портовые склады, мастерские, холодильники, консервный завод, клубы, школы, столовые, магазины, жилые дома. Но строители еще в долгу у курильчан. Население города растет очень быстро — надо строить и строить.
Жизнь настоятельно требует также развивать на острове сельское хозяйство. До 1954 года островитяне жили на всем привозном. Скептики говорили: «Ничего здесь не вырастет». Но оптимистов было больше.
— Все растет — нужно только хорошенько удобрить землю. Мы обеспечим район своими овощами, молоком!
Разговор подходил к концу, а мне хотелось узнать подробнее о самом Степане Николаевиче Пудове, парторге батальона и секретаре райкома. В ответ на просьбу рассказать о себе он нахмурил высокий лоб, замахал руками:
— Вы думаете, один я старожил? Ничего подобного. На острове работают многие из бывших десантников. А сколько тех, кто приехал с первыми пароходами в сорок пятом году! Ни суровый климат, ни стихийные силы природы — ничто не пугало их. Замечательные люди!
…Простившись с Пудовым, я вышел на крыльцо райкома. Густой туман, наползший с океана, укутал Парамушир, и, кроме ближних домов, ничего не было видно. Но остров жил, работал, веселился — вечер был полон звуков. В бухте протяжными гудками перекликались пароходы. На пирсах все еще рокотали моторы. Из палаточного городка сезонников доносились переборы гармошки, людские голоса, смех… Днем от подземного толчка звякнули пробки графинов и качнулись электрические лампочки. Наверно, это вулкан Чикурачки, незадолго до моего приезда посыпавший пеплом окрестности, опять напомнил о своем существовании. Но на легкое землетрясение никто не обратил внимания. Никто, кроме работников станции по предупреждению цунами в Северо-Курильске, зорко охраняющей благополучие островитян. Она не одна. На островах недавно организованы еще такие станции. Служба цунами гарантирует полную безопасность жизни в этом суровом, но прекрасном крае.
Василий УШАКОВ
ПИОНЕРКА
Автор публикуемого отрывка из документальной повести «Уходили комсомольцы» Василий Сильвестрович Ушаков, ныне Министр охраны общественного порядка Киргизской ССР, — активный участник партизанского движения в период Великой Отечественной войны. Он был начальником штаба, комиссаром, командиром 1-го Донецкого комсомольского партизанского отряда, а затем командиром соединения партизанских отрядов, действовавших на территории Киевской и Кировоградской областей.
Снег еще не выпал. Но ноябрьские морозы уже сковали ледяной броней труднопроходимые топи Черниговщины, прямее стали партизанские пути-дороги. Над теми местами, где топи глубокие, лед был прозрачен и блестящ. Он звенел, упруго прогибался под ногами. На мелких местах лед был порист и непрочен. С хрустом он крошился под ногами, но опасности под ним нет. В крайнем случае провалишься по колено в болотную вонючую жижу.
Ночью, когда бледный лунный свет растекался по земле, лед казался стеклянным, и странно было видеть, как из этого стеклянного льда поднимались стволы деревьев. Было в этом что-то искусственное, неживое.
Уже месяц шагал наш отряд по Черниговщине к Брянским лесам. И часто среди ночи этот неживой лес оглашался автоматными очередями, завязывался горячий бой с фашистами. Так и продвигались мы километр за километром, предполагая соединиться с партизанскими отрядами генерала Орленка. Под этой фамилией действовал секретарь Черниговского областного комитета партии Алексей Федорович Федоров.
Во второй половине ноября цель была рядом. Наш Донецкий отряд пробрался в глубь Ловиньских лесов, рассчитывая остановиться на отдых у партизан генерала Орленка. Но неожиданно на всех направлениях наши разведчики и поисковые группы начали сталкиваться с гитлеровцами. Леса оказались блокированными, комсомольский отряд попал в ловушку. Мы узнали, что генерал Орленок, ведя оборонительные бои с карателями, ушел из Ловиньских лесов в Клетнянские. За свою неудачу гитлеровцы хотели рассчитаться с нами.
В полусожженных селах вокруг Ловиньских лесов, прикрывшись заставами и секретами, расположились крупные гарнизоны карателей. По промерзшим дорогам залязгали гусеницы танков. На перекрестках лесных просек затаились засады противника.
Натренированные овчарки сидели пока что на цепях, но в любой момент гитлеровцы могли пустить их по нашим следам.
На одном из привалов я созвал «Малый военный совет» — как в шутку называли комсомольцы штаб отряда. Настроение у всех было невеселое. Мы разожгли костер и сели вокруг — ждали начальника разведки Степана Ларина. Сидели молча, каждый думал о чем-то своем.
Неподалеку расположились партизаны. Кто-то негромко пел: «Ой, Дннпро, Днипро, ты широк, могуч…»
Мы не слышали, как подошел к костру Степан Ларин. Он был высок ростом и могуч в плечах, а походка у него как кошачья. Я взглянул на разведчика и понял, что вести он принес недобрые.
Степан развернул каргу — на ней карандашом были обведены какие-то населенные пункты.
— Выходит, что мы попали в окружение, — Степан ткнул пальцем в один населенный пункт, в другой, третий. — Везде немцы!
— А в этой деревне что? — спросил командир второй группы Кулемзин.
— В деревню не смогли пробраться, — виновато ответил Ларин. — На каждой тропке немец с автоматом стоит. Сколько там фрицев — черт их знает!
Снова все молчали, глядя, как догорает костер. Каждый настойчиво искал выхода из создавшегося положения.
Тишину нарушил караульный начальник Иван Акимович Зюзя.
Он подошел ко мне и доложил:
— Товарищ старший лейтенант, вас девочка спрашивает. С каким-то секретным сообщением прибежала. Требует самого главного командира.
— Приведите!