В некоторых таких сказах объясняется, почему люди находят кости неизвестных животных, например кости мамонта, – мол, Ной не взял их на своё судно, вот они и потонули.
Но особый интерес представляют сказы и песни, в которых приводится другое имя Ноя, именно славянское. Согласно сим преданиям, на Севере Руси Ноя именовали Ваном, а на юге Яношем. Это разновидности одного имени славянского патриарха, родовича венедов.
«До Потопа люди были уже умные, хитрые и все имели, что мы имеем. Только они забыли Бога и возгордились, и Бог их наказал огнем, вырвавшимся из гор, а после – потопом. Один Янош спасся, и то потому что был добрым…» Такую легенду о Всемирном потопе записал на Украине собиратель Л.Т. Махнушка в 1914 году.
Кто же такой был славянский Ной по имени Янош? Имя Янош иначе произносится как Ян, Янка, а в иных славянских землях – Иванка, Иван. Очевидно, что он же праотец Ван или Венед. Так значит Ван – это и есть славянский Ной? И венеды, бесспорные праславяне, оказываются одним из древнейших родов, чуть ли не прародителями человечества? Кто же такой был Ван?
Немало славянских легенд сохранилось об этом родовиче. И во всех преданиях повторяется, что он со своими родами пришёл из Малой Азии, или с Кавказа. То есть оттуда же, откуда и Ной. Замечу, в тех землях известно было древнее Ванское царство, и оно располагалось на Кавказе у озера Ван.
Прародину венедов, или энетов, в античные времена помещали в Малой Азии Геродот и Страбон, да и многие другие историки. И представление это восходит ещё к Гомеру – он в Илиаде (II, 851) упомянул о неком пафлагонском, то есть малоазийском, вожде Пилемене, который вывел своих родичей из Энетии от месков-скотоводов (в сих месках или москах можно узнать скифское племя, положившее начало роду месхетинцев на Кавказе, затем, после переселений, и роду волынян, а спустя века – и московитов).
Ной. Фреска Феофана Грека. Новгород, церковь Спаса на Ильине, XIV в.
В «Книге Коляды» были соединены все предания о Ване-Яноше, сохраненные многими народами. Они были сопоставлены со славянскими былинами и сказками, в коих сохранился не только сюжет древних сказаний, но и сам текст (в былинах о Ваньке Удовкине, о Святогоре, о Садко).
Согласно сей традиции, Ван был женат на дочери Святогора Мере и у них родился сын Садко.
Всемирный потоп случился после того, как Святогор попытался поднять сумочку с тягой земной. После этого Святогор превратился в Святую гору (Арарат), Меря стала рекой Мерид, а Ван – озером.
В сходных греческих легендах Святогора и Мерю заменили Атлант и его дочь Меропа, а Вана и Садко заменили хитроумный Сизиф и мореплаватель Одиссей. Согласно античной традиции, из-за Всемирного потопа тогда погибло царство Атланта-Святогора, то есть Атлантида.
Замечу также, что в более поздние времена Садко, сын Вана, у шумеров стал Зиу-Судрой, пережившим Всемирный потоп. Потом он же превратился в Синдбада морехода арабских сказок.
И в связи с этим следует обратить внимание на то, что и привычное нам имя библейского патриарха Ноя является очень поздней огласовкой еврейского текста Библии, как известно, не имевшего букв, означавших гласные. Даже канонический текст, состоящий из одних согласных, позволяет дать огласовку имени патриарха: Ян. И кто знает, не является ли она более истинной?
Итак, мы разобрали библейскую легенду. И сегодня есть люди, верящие каждому слову Библии, принимающие её чуть не за документальный отчёт о прошедших событиях. И это предание в самом деле создаёт то ощущение подлинности, которое может дать лишь древнее, отдающееся эхом в веках слово. Это слово заставляет одних испытывать религиозные чувства, а иных – яростно сопротивляться внушению.
Однако я убеждён, что воспринимать любой религиозный текст, следует не упрощенно, как «репортаж с места действия», и не как выдуманную историю, только претендующую на реальное отображение прошлого, а прежде всего как историю души, сознания человека и человечества.
Подлинные религиозные сказания чем-то подобны сну, и в них есть и отзвуки действительных событий прошедшего, но это не главное. Основное то, что в них есть та особая внутренняя реальность, внутренний мир, который мы создаём и носим в себе.
Но всё же здесь нас более интересует реальная подоплёка событий сказаний, то есть то, что не является грезой. Такое препарирование мифа, очищение его от легендарных наслоений не должно ему повредить. Хотя бы потому, что внешний мир (если говорить философски – макрокосм) не менее интересен, чем микрокосм, чем внутренний мир человека. Красота древнего предания не убавится от того, что трудный для понимания рассказ прояснится. Наоборот, он приобретёт особую весомость.