Терри получил в свое распоряжение ключ от поликлиники доктора Кельно, находившейся в нескольких кварталах от дома, и по вечерам, когда она пустела, его приятели забывали о своих заботах, развлекаясь с многочисленными юными дамами на перевязочных столах и раскладушках, благоухающих дезинфекцией. Они не считали это таким уж большим неудобством.
Потом пришло Рождество, было съедено несколько индеек и гусей, и каждый гость получил по скромному, но тщательно выбранному и смешному подарку. А на долю доктора Кельно досталось множество никчемных безделушек, от всей души преподнесенных его пациентами.
Рождество как Рождество — никто из гостей так и не догадался, что в это время переживали хозяева. Все вернулись в Оксфорд веселые и довольные.
Адам и Терри распрощались сдержанно. Когда поезд отошел, Анджела взяла мужа под руку, и они покинули величественное викторианское здание Пэддингтонского вокзала.
Сэр Адам Кельно шагал по узкой Чансери-Лейн — главной артерии британского права, начинающейся домом Обществом юристов и заканчивающейся книжным магазином юридического издательства «Свит энд Максвелл». В витрине магазина готового платья «Ид энд Рейвенскорт», который обслуживает представителей этой профессии, был выставлен обычный ассортимент мрачных судейских и адвокатских мантий и серых париков, не претерпевших никаких изменений с незапамятных времен.
Адам остановился перед домом 32Б. Это было узкое четырехэтажное здание — одно из немногих уцелевших после опустошительных пожаров, которые бушевали здесь столетия назад, кособокий и неуклюжий памятник XVII века.
Второй и третий этажи дома занимала адвокатская контора «Хоббинс, Ньютон и Смидди». Кельно вошел и стал подниматься по скрипучей лестнице.
Часть вторая
ОТВЕТЧИКИ
1
Автором «Холокоста» был американский писатель по имени Абрахам Кейди, в прошлом журналист, летчик и бейсболист.
В начале века в еврейской черте оседлости царской России, словно лесной пожар, распространялось сионистское движение. Стремление покинуть Россию, порожденное многовековым угнетением и погромами, нашло свое воплощение в мечте о возрождении древней исторической родины. Обитатели маленького еврейского местечка Продно в складчину отправили в Палестину своих первопроходцев — братьев Мориса и Хаима Кадыжинских.
Осушая болота Верхней Галилеи, Морис Кадыжинский снова и снова становился жертвой приступов малярии и дизентерии. В конце концов его отвезли в Яффу и положили в больницу, где ему посоветовали уехать из Палестины: он, как и многие другие, оказался не в состоянии приспособиться к здешним тяжелым условиям. А его старший брат Хаим остался.
В те времена было принято, чтобы американские родственники забирали к себе из Палестины столько членов семьи, сколько могли. Дядя Абрахам Кадыжинский, в честь которого автор книги впоследствии получил свое имя, жил в штате Виргиния, в Норфолке, и был владельцем маленькой еврейской пекарни в тамошнем гетто. Мориса Кадыжинского превратил в Мориса Кейди иммиграционный чиновник: ему совсем заморочили голову сотни новоприбывших, фамилии которых одинаково кончались на «ский».
У дядя Абрахама было две дочери, мужья которых не проявляли ни малейшего интереса к пекарне, и она после смерти старика перешла к Морису.
Еврейская община Норфолка была немногочисленной и сплоченной — члены ее держались вместе, как у себя на родине, в гетто, наложившем глубокий отпечаток на их психологию. Морис познакомился с Молли Сегал — тоже иммигранткой из сионистов, и в 1909 году они поженились.
Из уважения к его отцу, продненскому раввину, их брак был скреплен в синагоге, а последовавший за этим свадебный пир был традиционно еврейским — с бесконечным угощением, отплясыванием хоры и криками «мазель тов», не стихавшими до поздней ночи.
Ни Морис, ни его жена не были верующими, однако они так и не смогли отказаться от прежних привычек, говорили и читали на идише и придерживались преимущественно кошерной пищи.
В 1912 году родился их первенец Бен, два года спустя — дочь Софа. В Европе разразилась война, и их дело процветало: Норфолк стал главным сборным пунктом для войск и снаряжения, отправляемых морем во Францию, и пекарня Мориса заполучила правительственный подряд на поставки. Объем производства вырос втрое, а затем и вчетверо. Праавда, при этом пекарня почти утратила свой еврейский характер — если раньше хлеб и пирожные выпекали здесь по старым семейным рецептам, то теперь они должны были соответствовать государственным стандартам. Но после войны Морис отчасти восстановил прежние традиции, и его пекарня приобрела такую популярность в городе, что он стал поставлять хлеб в большие магазины, в том числе и расположенные в тех кварталах, где евреев совсем не было.