— Все готово, дорогой.
Вокруг его кресла были уже разложены блокноты, остро заточенные карандаши, табак, виски, лампа, повернутая как надо, очки для чтения. Пока она расшнуровывала его туфли и надевала ему домашние тапочки, он уже нетерпеливо вынимал из коробки объемистую рукопись больше чем на тысячу страниц. Изо дня в день, из месяца в месяц ему, словно на конвейере, приходилось читать посредственные сочинения, и после них новая книга Кейди была царским подарком. Лоррейн уже много лет не видела его таким радостным и возбужденным.
Абрахам Кейди. «То самое место». Роман.
Она задремала, читая в постели журнал, и проснулась далеко за полночь. Стояла необычная тишина. Обычно, читая рукопись, Дэвид возмущался вслух, когда ему что-то не нравилось, или разражался смехом, или как-нибудь еще громко реагировал на прочитанное. Сегодня из кабинета не доносилось ни звука.
Она накинула халат, подошла к двери кабинета и тихо постучала. Ответа не было. Она осторожно открыла дверь. Кожаное кресло было пусто, рукопись прочитана почти до конца. Дэвид Шоукросс стоял у окна, сцепив руки за спиной.
— Дэвид?
Он обернулся. Лицо его было бледно, глаза слезились от усталости. Он медленно подошел к своему столу, сел и закрыл лицо руками.
— Что, очень плохо?
— Сначала я не мог поверить своим глазам. Это кто угодно, только не Абрахам. Я говорил себе: это он водит нас за нос. Скоро покажет себя настоящий Кейди.
— А в чем дело?
— Это прекрасно написанная порнография ради порнографии. Раньше Абрахам всегда писал грубовато, не стесняясь отводил душу и брал читателя за живое своей энергией. Но в Калифорнии он многому научился. Теперь он пишет гладко, бойко и элегантно. Эта книга — гнусность, но главная трагедия в том, что она станет бестселлером, и за ее экранизацию заплатят бешеные деньги. И критики тоже будут в восторге… в ней для этого достаточно грязи.
— Но почему? Почему же?
— А почему все они рано или поздно начинают переносить на бумагу свои постельные упражнения? Потому что их, черт возьми, соблазняют деньги. Теперь, когда не осталось никаких моральных преград и все стало дозволено, они публично занимаются онанизмом под видом творческой свободы и чистого искусства. Это просто банда алчных проституток. И критики — такие же сволочи и прохвосты. Просто умереть хочется…
Он устало отошел от стола и растянулся на диване. Лоррейн поняла, что сегодня ему не заснуть. Она накрыла его халатом.
— Тебе чаю или коньяку?
— Нет, спасибо, дорогая.
— Ты будешь ее печатать?
— Разумеется. «Шоукросс Лимитед» имеет честь объявить о возвращении в литературу этого замечательного таланта — Абрахама Кейди…
— Дэвид, Абрахам звонил. Ему не терпится узнать твое мнение. Он приехал из Линстед-Холла и хотел бы завтра увидеться с тобой.
— Да, тянуть с этим не стоит. Позвони утром в контору и скажи, что я буду работать дома.
— У вас измученный вид, — сказал Эйб. — Столько проглотить за один присест… Мне понадобилось целых три выходных, чтобы это написать, — пошутил он. — Ну что, Шоукросс, каков ваш приговор?
Шоукросс пристально посмотрел через стол на Кейди. Тот выглядел и был одет так же, как писал, — элегантно.
— Мы выпустим ее осенью, — сказал Шоукросс. — Я звонил в Нью-Йорк и договорился с твоим американским издателем.
— И о чем вы договорились?
— Я посоветовал ему выпустить в Штатах первое издание тиражом в сто тысяч. Я заказываю бумагу на пятьдесят тысяч.
Эйб, вцепившись в край стола, перевел дух и покрутил головой.
— О Господи. Я не думал, что она настолько хороша.
— Нет. Она настолько плоха.
— Что?
— Ты говорил мне, что хотел бы в этой жизни делать три вещи: писать, летать и играть в бейсбол. Насколько я понял, ты не способен ни на то, ни на другое, ни на третье.
Эйб вскочил.
— Вы просто ханжа. Я так и знал, что об этом зайдет речь. Ваша проблема, Шоукросс, в том, что вы отстали от двадцатого века.
— Абрахам, ты можешь устроить мне любую сцену, ругать меня как тебе будет угодно, но, ради Бога, не пытайся оправдать эту макулатуру.
— Черт возьми, вас никто не обязывает ее печатать!
— Если ты не имеешь ничего против того, чтобы быть проституткой, то почему бы мне не посутенерствовать?
Лицо Эйба побагровело. Он потряс кулаком под носом у Шоукросса, весь дрожа от яростного желания ударить его, но потом воздел руки вверх. «Черт возьми, это же все равно что ударить отца».