Да, простой лондонец, видевший все это в тот день, вряд ли поверил бы в возможность каких-нибудь решительных перемен.
В 1945 году лордом-канцлером Англии был Сирил Рэмси, достигший вершины своей юридической карьеры. В октябре этого года, после торжественного богослужения в Вестминстерском аббатстве, лорд Рэмси поздравил с началом нового юридического года всех судей и барристеров, с которыми был связан давними личными и профессиональными отношениями.
К нему подошел королевский советник Энтони Гилрей. У Рэмси на столе лежало на подписи ходатайство о назначении Гилрея судьей Высшего суда правосудия. По его мнению, это была хорошая кандидатура. Гилрей был надежен, как фунт стерлингов. Десятью годами раньше, только став лордом-канцлером, Рэмси произвел младшего барристера Гилрея в королевские советники. Когда его теперешнее ходатайство будет автоматически удовлетворено, Гилрей, как и все судьи Высшего суда, будет возведен в рыцарское звание, принесет присягу и возглавит одно из подразделений Высшего суда — Суд Королевской Скамьи.
— Привет, Тони, — сказал Рэмси, протягивая ему руку. — Рад видеть тебя здесь после армии.
— И я рад, что снова здесь.
— Как все это на твой взгляд?
— Да как всегда. Англия никогда не меняется.
2
Январь 1966 года
Мистер Буллок, старший клерк фирмы «Хоббинс, Ньютон и Смидди», позвонил мистеру Радду, клерку королевского советника сэра Роберта Хайсмита, и они договорились, что сэр Хайсмит примет мистера Смидди и его клиента.
За прошедшие годы Роберт Хайсмит стал крупной фигурой, одним из лучших в Англии специалистов по делам о клевете, а за активную деятельность по защите политических заключенных он был возведен в рыцарское звание. Однако, несмотря на столь высокое положение, он работал в убогом кабинете с облезлыми обоями и не мог расстаться с ветхим диваном, вытертым ковром и никуда не годным газовым рожком для отопления, правда, Хайсмит держал в комнате и переносной электронагреватель. Единственным предметом роскоши здесь, как и в кабинетах большинства барристеров, был огромный отделанный кожей письменный стол в викторианском стиле. Впрочем, под окнами стоял новый «роллс-ройс» советника.
Сэр Роберт Хайсмит и сэр Адам Кельно пристально вгляделись друг в друга, припоминая свои встречи много лет назад. Сэр Роберт с тех пор поседел, стал еще грузнее, и волосы его уже не были взъерошены, как тогда. На столе перед ним лежал экземпляр «Холокоста».
— По-видимому, нет почти никаких сомнений: вас действительно оклеветали. На первый взгляд можно подумать, что никаких возможностей для защиты у них нет. Однако мы должны учитывать, что оскорбляющее вас место в книге представляет собой всего один абзац в труде из семисот страниц. Узнают ли читатели вас, титулованного британского гражданина, в персонаже, о котором говорится лишь вскользь как о враче в концлагере «Ядвига», даже без упоминания национальности этого доктора?
— Возможно, и нет, — ответил Адам, — но мой сын меня узнал, и еще один юноша, мой подопечный, — тоже.
— Когда речь идет о возмещении ущерба, большую роль играет весомость оспариваемого обвинения. Размер возмещения может оказаться чисто номинальным.
— Ущерб причинен вот здесь, — сказал Адам, ткнув себя пальцем в грудь.
— Я хочу сказать, что мы рискуем открыть ящик Пандоры. Если другая сторона решит принять бой, уверены ли мы, что выйдем из него без единого пятнышка? Можем ли мы считать, что наши руки совершенно чисты?
— Никто не может знать этого лучше, чем вы, — сказал Адам. — Я считаю, что эти слова намеренно вставлены в книгу как часть заговора, который будет преследовать меня до конца жизни. Но сейчас, по крайней мере, я имею возможность дать отпор, и не в пародии на суд, как в Польше, а перед лицом британского правосудия.
— Вам не кажется, что они вряд ли решатся на открытый бой? — спросил Ричард Смидди.
— Если мы предъявим им достаточно жесткие требования, они, вероятно, будут вынуждены защищаться. Все зависит от того, как оценивает причиненный ущерб сэр Адам.
— Как я оцениваю ущерб? Не считая ада, пережитого в лагере «Ядвига», я сидел в Брикстонской тюрьме и семнадцать лет провел в изгнании — в Сараваке, и все это — из-за них. Я не сделал ничего плохого. Как, по-вашему, я должен оценить ущерб?
— Прекрасно, — сказал сэр Роберт. — Но я все же должен несколько умерить ваше возмущение с учетом реальной ситуации. Вы это понимаете?
— Да.