– Черт! – сказала я. Хотя в общем и целом, как выяснилось несколько позже, улов оказался очень неплохим.
В порыве восторга мы заказали любимый торт, потом шепотом уговорились не тратить остатки, а все передать отцу. Хотя, с другой стороны, он вполне мог спросить, откуда у нас взялись деньги.
– У меня идея! – воскликнула Кора, и я тотчас ей поверила.
До сих пор мне дважды удавалось ускользнуть от Детлефа. Он был близорук, и я всегда успевала заметить его раньше, чем он меня. Первый раз он стоял, прислонившись к ограде перед нашим домом, как раз когда я возвращалась с занятий испанской рабочей группы (ее вел господин Беккер). Я, словно заяц, описала петлю и спряталась, присев на корточки, за оградой чужого палисадника. Когда спустя долгое время он все же удалился, я, совершенно оцепенев, наконец-то вылезла из своего убежища. В другой раз он сидел у нас на кухне, а перед матерью делал вид, будто поджидает Карло. На сей раз мне молниеносно пришла в голову отличная выдумка: Карло велел сказать, чтоб ты его не ждал, он пошел в кино. Детлеф бросил на меня уничтожающий взгляд, но, не осмелившись возражать в присутствии матери, просто взял и ушел. Вскоре после этого объявился Карло. Мать была крайне удивлена, но слишком устала, чтобы проводить расследование. Она со вздохом поставила на огонь чайник и положила на стул отекшие ноги.
На другой день Карло доставил мне письмо от Детлефа.
– Вы только взгляните, – сказал братец, – как наша слониха топчет мужские сердца!
Он и не подозревал, что принес мне не любовное послание, а угрозу шантажиста.
Если завтра в шесть вечера тебя не будет у задних дверей банка, я донесу.
Д.
Кора посоветовала мне сходить туда.
– Сперва мы должны узнать, чего он вообще хочет и почему не донес до сих пор, – сказала подруга. И предложила составить мне компанию, но я отказалась. Пусть не думает, что я какая-нибудь трусиха.
Карло всегда возвращался домой к пяти, а потому, поджидая в указанное время своего вымогателя, я могла не опасаться, что встречу заодно и брата.
Поначалу Детлеф держался, можно сказать, дружелюбно. Он даже пригласил меня в кафе на стаканчик чинзано. Потом перешел к делу. Все в порядке, все путем, и фарфоровое блюдо может еще послужить игрушкой моим внукам, если, конечно, я сделаю какие-то встречные шаги. Я изобразила полное непонимание, чтобы заставить его называть вещи своими именами. После этого заявления мы долгое время ходили вокруг да около. Наконец он потребовал, чтобы я с ним переспала. Я была уже готова к чему-то такому, но на какое-то мгновение лишилась от возмущения дара речи. Накричать на него при всем честном народе я не могла. Я встала.
– Ладно, хорошо, я обдумаю твои слова, – сказала я, больше всего на свете желая увидеть Кору. Уж она-то что-нибудь придумает.
Через десять минут я оказалась у Коры и выслушала ее похвалы:
– Ты молодчина. Нам надо продержаться пять дней, до отъезда. А потом мы от него избавимся.
– Но пять дней – это очень долго. Завтра он опять пристанет!
– На худой конец предоставь его мне. С таким мафиозо из детской песочницы я справлюсь в два счета.
– Тогда он захочет переспать с тобой. Может, даже охотнее, чем со мной.
Корнелия обняла меня.
– Не волнуйся. Я из него козявку сделаю. – И показала большим и указательным пальцем, какую именно. Но мне все равно было так страшно, что она пообещала в ближайшие пять дней не оставлять меня одну.
Мать не возражала, чтобы я переночевала у Коры. Дружба дочери с профессорской дочкой ей льстила. Я насочиняла, что родители Коры уехали, а она боится остаться на ночь одна в таком большом доме. К моему великому удивлению, мать предложила, чтобы Кора спала у нас, но потом и сама согласилась, что столько места и такого комфорта мы ей при всем желании не можем предложить.
Так мы получили возможность встречать Детлефа, только когда мы вдвоем, а в присутствии Коры мне приходили на ум такие колкости, которые не оставляли нашему приятелю ни следа надежды.
В первую же пятницу мы с Корой сели в поезд. Родственники Коры не пришли в восторг от нашего визита, да и то сказать, времени на нас у них почти не было, и это нас вполне устраивало. Корнелия была приучена к самостоятельности собственной матерью. Эта красивая женщина, видеть которую мне доводилось лишь изредка, была наделена, по словам Коры, бродячим духом. Она слушала лекции по психологии, посещала вернисажи, прочесывала бутики и регулярно летала дня на три в Нью-Йорк.
Гамбургская сестра ничуть на нее не походила. Это была настоящая рабочая лошадка. С раннего утра до позднего вечера в страховом зубоврачебном кабинете она корпела над чужими челюстями.