Выбрать главу

Кристофер чувствовал себя не просто униженным – он был втоптан в грязь. И его распирало от злости. Он был горшочком, который под внешним давлением и внутренними перепадами температуры вот-вот треснет и явит миру своё содержимое. И вместе с тем он ощущал полную беспомощность. Будь ты проклят, Эйми, за то, что где-то там, далеко, разбираешься с семейными проблемами, а не расплачиваешься за свои ошибки здесь и сейчас!

- Не принимайте на свой счёт, но мне сейчас меньше всего хотелось бы видеть рядом с собой Койера, - стискивая зубы, выдавил Кристофер.

Клемин аккуратно забинтовывал ему плечо, поглядывая на пассажира с неловким сочувствием.

- Доктор погиб во время стычки с пиратами. К тому же мне хочется немного смягчить последствия инцидента.

Кристофер посмотрел на него как на полоумного. Смягчить? Трудно представить, что для этого потребуется! Уж точно не вежливое предложение перевязать рану!

Он знал, что отец и сын имели неприятный разговор, но каждый остался верен своим убеждениям. Как ни ожидал молодой Цхинлтрер, после выходки Лейцера капитан не обвинил его в буйном поведении и не запер в трюме. Это означало, что Клемин если и не разделяет позиции отца, то, как минимум, понимает его, что не укладывалось в голове Кристофера.

- Ваш отец едва не отрезал мне руку! – прошипел пострадавший.

- На самом деле, это не так, - тихо произнёс младший Койер. – Кости и сустав не задеты. Рана не такая глубокая, как может показаться. Он обошёлся с вами весьма осторожно. Просто попугал.

- Где он научился так драться?

- Полагаю, что на войне. А потом, когда я был совсем маленьким, мне кажется, он подрабатывал наёмником, хотя никогда в этом не признается, - задумчиво изрёк Клемин. – А затем решил оставить напряжённую и опасную работу и вместе с надёжным партнёром, господином Фрестером, открыл агентство. У нас был привлекательный конёк, да и до сих пор им остаётся: пока Фрестеры занимаются бумажными делами, Койеры бороздят моря и океаны.

- И что, мастер Койер всех пассажиров шантажирует, как только у него появляется такая возможность?

Капитан закончил с перевязкой и отошёл немного назад, чтобы осмотреть свою работу. Вид у него был утомлённый: было похоже, что молодой человек не спал более суток.

- У него негативное отношение к пиратам, иногда перерастающее в паранойю. Но мы с морскими разбойниками не каждый месяц сталкиваемся, поэтому в остальное время отец спокоен и редко покидает каюту. Разве что ко мне выходит - попридираться для порядка.

- О да, я заметил, как он ненавидит пиратов. Та бойня на палубе была весьма показательной. Да ваш отец одержим убийством этих ребят! Что они ему сделали? Потопили его корабль? Почему бы тогда ему не отлавливать их в свободное время и не резать в своё удовольствие? Сделать из этого хобби!

Кристофер не скрывал накопившееся недовольство. Делиться с Койерами сокровищами? Может, этот наглец Лейцер ещё и со всем экипажем попросит разделить добычу? Не дождётся!

Клемин устало опустился на стул, снял шляпу и провёл рукой по волосам.

- Вы, конечно же, считаете, что мой отец – негодяй, обманывающий честных людей. Поверьте, единственная причина, по которой он на вас накинулся, - он считает, что вы виноваты в нападении пиратов на наш корабль. Только это, ничего более. Если нападений больше не будет, а я продолжу убеждать его в неправоте, он изменит своё мнение и даже лично принесёт вам извинения, что возможно дождаться от него реже редкого.

- А до тех пор я буду считать, что он – негодяй, обманывающий честных людей, - морщась от боли, парень втиснулся в рубашку и стал застёгивать пуговицы одной рукой. – А если не секрет, за что он так ненавидит пиратов? Нет, я тоже их не жалую, как и любой человек, но не бросаюсь на них с ножом при одном лишь виде. Вы ответите мне, или я захожу за рамки дозволенного?

- Да, я могу ответить на вопрос, если это поможет вам понять позицию моего отца.

- Едва ли. Но я весь во внимании.

Вместо ответа Клемин поднялся во весь рост и снял наряд. На спине, подобно неровным рисункам на песке, застыли ужасающего вида шрамы. Нитями и пятнами разных размеров они перебегали на грудь и руки, хотя большая часть была на спине. Почему-то эти паутинки вызывали ассоциации с работами современных художников, наносящих случайные штрихи и выводящих в последствие систему, отчего их картины, по их же заверению, «многослойны и со смыслом». Кристофер прикусил губу, разглядывая изуродованное тело капитана.

- Шесть лет назад я попал в плен к пиратам. Мы с ребятами перевозили какой-то груз, не сказать, что очень уж ценный. Всю команду перебили, а за меня у агентства потребовали выкуп, - ровным голосом, будто речь шла вовсе не о его прошлом, рассказывал Клемин. – Отец не пошёл на компромисс, а отправился по следу этих разбойников. Целый месяц я пробыл в плену, и почти каждый день меня пытали – по определённой схеме, для порядка, как я полагаю. Отец нашёл меня связанным и в луже крови. Слышал, что с теми пиратами он обошёлся весьма жестоко, даже бесчеловечно, но сам не видел. Я тогда приходил в себя и просто был счастлив, что отец рядом.

Кристофер понял, что ему позволили увидеть шрамы и услышать историю лишь потому, что капитан испытывал вину за случившееся с пассажиром. И из-за необходимости как-то оправдать отца. При других обстоятельствах он бы ни за что не рассказал об этом первому встречному.

- После этого он стал плавать с вами?

- Да. Винит себя, что в тот злополучный день не был со мной на корабле. Говорит, что дал бы отпор пиратам, - Клемин спрятал шрамы под рубашкой. – Не ругайте его. Он верит в то, что считает правильным, и поступает в соответствии с принципами. Разве вы повели бы себя иначе?

Кристофер усмехнулся. Принципы. Это ведь не та вещь, которая выдаётся людям с рождения. Каждый приобретает их по дороге к забвению, и у каждого складывается свой собственный ряд принципов.

- Вы, Клемин Койер, давите мне на совесть. Ваш отец давит мне на горло. Мне определённо не нравится ваша семья.

Капитан понимающе наклонил голову набок.

- Простите, - сказал он как-то по-детски невинно, как будто извинялся за разбитую тарелку или порванную штанину. Вид у него при этом был настолько виноватый, что вся злость Кристофера в мгновение ока испарилась.

========== Глава 5. Саспенс ==========

Мудрецы говорят, что мечты необходимы человеческой душе, как дыхание для жизни или сон для восстановления сил. Но у этого правила есть одно важное уточнение: любая мечта, любое желание, любое намерение не должно превращаться в зависимость. Как только человек начинает придавать цели чрезмерное значение, она утекает сквозь его пальцы, как вода. То ли Судьба, этакая нахалка, обожает делать людей несчастными, то ли она таким образом учит нас терпению. Кто её, милочку, поймёт? Она не имеет привычки сидеть в трактирах и делиться секретами за рюмочкой терпкого, так что…

Все эти мудрые наставления вылетели из головы Кристофера. Чем ближе они подплывали к острову, тем нетерпеливее становился пассажир корабля. Он поймал себя на том, что всё чаще вертит листок с картой в руках, или мечется по палубе, вперивая в горизонт жадный взгляд, или считает часы от сна до сна. Ещё никогда он не был охвачен таким волнением. И он не мог объяснить, с чем это связано. Не было никакой уверенности, что в конце пути его ждал приз. Там могла быть пустота с насмешливой табличкой: «Неудачник, иди домой». Кристоферу не хотелось думать об этом, но он и раньше тратил силы и средства, а оказывался ни с чем. Отправляясь на поиски очередного тайника, не следовало исключать и такого исхода. Не существовало закона Вселенной, который восполнял бы все потери, понесённые человеком во время пути. Путешественник мог попасть в плен, быть покалечен, потерять время и сбережения, а может, даже дорогих ему людей. Милостивое Провидение постарается смягчить горечь утраты и ужасы несправедливости, но никогда, никогда не предложит в замен что-то, равнозначное отданному. Поэтому Кристофер старался брать с собой в дорогу как можно меньше. Возможно, по этой причине он до сих пор не был женат и порвал связи с друзьями юности. Вероятно, потому он не взращивал в душе высокие чувства и моральные ценности, что блестят, как золото, и весят столь же много. Он мало что мог предложить прожорливой действительности, и из-за этого она мало взимала с него.