Саша автоматически нажал на кнопку и сказал «Алло».
«Саша? Саша, это Маша» — сказала трубка. Саша перестал дышать, слышать и соображать. Люди на платформе замахали ему руками и начали широко открывать рты.
«Привет, — сказал он телефону. — Как дела?»
Дежурная стояла уже напротив Саши на платформе и тоже махала ему руками, продолжая, видимо, свистеть. Саша ничего не слышал, кроме машиного голоса в трубке.
«Дела хорошо, — отвечала Маша. — Я тут уезжала на пару недель в командировку. Я только сегодня получила твое письмо, а ты, оказывается, уже уволился».
«Нуууу…» — сказал Саша и услышал свой голос как будто в кинотеатре с долби-стерео. Его «ууууу» длилось слишком долго и шло как будто сразу со всех сторон. Саша переступил с ноги на ногу и растерянно оглянулся. Из тоннеля на него надвигался ослепительный белый свет.
«Саша? — спросила трубка. — Ты меня слушаешь? Я хотела тебе сказать…» Люди на платформе замерли. Поезд несся прямо на Сашу, свирепо скрежеща тормозами. Саша зажмурился и покрепче сжал медведя в кулаке.
«Я тоже тебя люблю», — сказала Маша.
6 Дисков
Успех
Гарантирует успех любого предприятия, хорошие доходы и приятную, гармоничную жизнь в мире с собой. При неблагоприятном раскладе появляется опасность зазнаться, всерьез почувствовать себя "избранником небес", со всеми вытекающими непригляными последствиями.
Ольга Эмдин
Как теплый дождь
Бессмертие, как у нас принято говорить, в конце концов, вопрос традиции. Как всегда, некоторая неточность только придает законченности bon мot, но к традиции мы, безусловно, относимся серьезно.
Так, в соответствии с нашей традицией, я, очень молодой четырехсотлетний человек, с удовольствием обживался в городе, который выбрал для своего сатурнового цикла.
Этот город я присмотрел для себя уже давно: как предписано, в меру старый, в меру заброшенный — и безмерно прекрасный.
Ни слова о барокко. Ни слова о каштанах, сумерках, мощеных улицах и их именах, дежурном «прошу пана», запахе — то кофе, то шоколада, трамвайном звоне, сирени, — пока не вберу в себя самый строй города, пока не сольюсь с его брамами и кавярнями, пока «прошу пана» не будет точиться из меня сколь учтиво, столь же и надменно, — я не оскорблю визгливыми признаниями этот воздух, этот туман, этот дождь.
Сатурновый цикл надлежало провести, «позволяя измениться изменяемому и укрепляя неизменное». Мы держимся за нашу телесность и не считаем связанные с ней хлопоты высокой ценой за радость, которую она нам приносит — за каждое упругое, эластичное мгновение причастности, за гордость победы. И за горчащий привкус отверженности — оттого что этот прекрасный мир — не наш, и создан не для нас.
А пока я обустраивался в своей квартире. (Смешное слово. В нянькином произношении — «кватира» — оно будет звучать эпически и обозначать нечто очень значительное: Кватира — с большой буквы, sic). Потолки в ней были достаточно высокими, полы — дубовыми, печи, пускай и с газовыми горелками, — кафельными. Я также остался удовлетворен состоянием и благородными очертаниями тяжелых фаянсовых «удобств»; глаз задержался на надписи PANAMA и передал сознанию кириллический образ, с зеркально перевернутым «и», слова «раиама», и оно мне тоже понравилось, как и состояние странной ненапряженности, в котором перещелкивание тумблера при переходе с языка на язык настолько утрачивает свою молниеносность, что его возможно уследить, растянуть, а то и отменить.
Нянька появилась в один из этих совершенных моментов — возможно, я очаровано рассматривал красно-белую плитку пустоватого кухонного помещения, когда раздался звонок. Она искала место прислуги, и соседи… и может, пан захочет… Она была голодной. У меня нашлось холодное мясо, и она рвала его зубами.
Она была просто толстой сварливой и глупой старухой, но, в своем ситцевом переднике, она вошла в мою жизнь легко и прочно, как скользит на свое место недостающая деталь механизма — и умиротворенное стрекотанье свидетельствует о том, что и дальше все будет хорошо.
Как и мы, она была изгоем: в городе царили особый стиль и диалект, полный полонизмов, инверсированных возвратных окончаний, «эль», нежно катаемых во рту до перехода в «в», восходящих интонаций, — а нянька щеголяла холопским восточным выговором, отчетливо артикулируя «фист» — но «прохвессор», а кекс называла «текст». Скупая, как сатана, она торговалась на рынке до вылезших глаз, и когда на соседней улице с грузовика упал гигантский бумажный пакет с содой, она в жаркой схватке отбила его у толпы и триумфально приволокла в дом, а на балконе посадила душистый горошек и маттиолу. Она принесла в мою жизнь тепло и живое дыхание абсурда, которых мне, оказывается, так недоставало в нашем величавом семейном укладе.
Возвращаясь домой ранним утром, я заставал на кухне бьющую ключом прекрасную жизнь: то там топтался мясник, в темно-бирюзовом кителе, с усами, как у Франца-Иосифа, то гремела бидоном молочница, то просто сияла груда зелени, звенела медь, пыхтел кофейник, нянька вела дозволенные речи:
— А я кажу: «Есть в вас чỳлки, у резинку, взросли?» А вона мени каже: «Нет! Только децьки!»
— Ужас какой, — сказал Г., прибывший для рутинной проверки безопасности условий моего проживания и окружения. — Ладно еще все эти твои бесконечные девицы, но это… Как, кстати, поживают сестрички? Как их зовут на этот раз?
— Йоля, Эля и Анжеля. Они прекрасны. И я люблю, когда их много. Эти — страшно милые. Вчера одна из них мне рассказала, что очень любила в детстве рассказ из букваря. Рассказ примерно такой: «У девочки была кукла. У куклы были платья, туфли, гребни и даже маленькая щетка для волос, совсем как настоящая». И как она мечтала, чтобы у ее куклы тоже все было.
— Ну, как я понимаю, у твоей куклы будет все, — заключил он, легко поднимаясь. — Няньку тоже можешь оставить. Но объясни мне, почему объектами твоей заботы не становятся действительно достойные люди? Ну что ты нашел в этом чучеле?
— ответил я, и мы еще постояли у дверей, глядя друг на друга и улыбаясь.
Я проводил его, и с удивлением ощутил, как камень свалился с души.
Нянька тут же высунулась из своей комнаты. Она определенно толклась под дверью. Я видел, она что-то чувствовала и волновалась.
— Прохвессор пишов? — осведомилась она. — А звидки вин сам? З-за границы?
(«Г» она произносила почти как «х» — «з-за храницы»).
— Да, он очень важный человек за границей, — ответил я.
Нянька замолчала, и на ее лице отразилась работа мысли.
— З-заграницы, — задумчиво повторила она. — Еще приедет?
— Да, но нескоро.
Глаза ее блеснули, и она проорала:
— А скажи ему, нехай мне тогда грелку привезеть!
И вид у нее при этом был победный.
7 Дисков
Неудача
Эта карта говорит, что будет (или уже) допущен очень серьезный промах, и теперь все (или многое) пропало. Эта карта способна испортить самое хорошее окружение. Та самая ложка дегтя, которая портит бочку мёда.
Ю. Каюк
Путь познания
Лето бесшумно скользит за ним на цыпочках, и улучив момент, бьет макушкой об стену. Едва дав отдышаться, подсовывает рабочий мобильный телефон, двадцать долларов на счету и невыносимое желание провести вечер в беседе с живым теплым другом.