Таким образом, в два года от прежних арабских халифатов и княжеств в Согдиане (низменной части области, расположенной между Сыр-дарьей и Аму-дарьей, в противоположность Смагдиане, занимавшей горную часть этой области) не осталось и следа. Все, кому удалось спасти свою жизнь и кто не хотел покориться, разбежались по дальним углам страны Согд.
Наиболее удаленным местом были области, примыкавшие к Аральскому озеру и лежавшие по нижнему течению Сыр-дарьи. Угрозы оттуда и восстания, направленные против всесильного завоевателя» раздражали его, и он, по своему обыкновению, решил стереть с лица земли и этот край, эту спасенную голову страны. Чтобы лучше отрезать ее одним взмахом, он строит плотину на Сыр-дарье под Яныкентом (обычный в то время способ борьбы с врагами) и направляет ее воды на северо-запад. Цветущий край с высокой, интенсивной культурой превращается в пустыню. В настоящее время только многочисленные развалины, полузасыпанные песками, свидетельствуют о населенности и процветании этой страны в древнее время и о тех грозных событиях, которые пронеслись над ней. Рукава и отводы Сыр-дарьи, орошавшие этот край, забиты песками, а прежнее русло ее — Яны-дарья — почти неразличимое в нижнем течении, в верхней половине тоже постоянно уходит под пески, только ближе к Сыр-дарье в нем весной застаивается вода…
Плотина Чингиз-хана в настоящее время некоторыми своими частями обнажена и ждет раскопок и детального обследования. Но для пуска Сыр-дарьи в старое русло недостаточно, конечно, изучения только самой плотины; требуется тщательнейшее обследование Янгы-дарьи на всем ее протяжении, так как вопросы прочистки русла от песков и придания ему нужных уклонов и направлений — столь же существенны в этой проблеме, как и разрушение самой плотины.
Спрашивается: есть ли нужда в этом отводе Сыр-дарьи в старое русло? Не пострадают ли от этого районы, расположенные вдоль современного течения реки? Данные обследований этого края с несомненностью указывают на преимущество в климатическом и физико-географическом отношениях юго-западного варианта низовьев Сыр-дарьи. Недаром в древности эти места явились плацдармом для развертывания культуры высокого напряжения, чего совершенно нельзя сказать про отсталые районы современного се в. — западного направления Сыр-дарьи.
Сейчас трудно предвидеть во всех подробностях техническое осуществление данного гораздо короче, но зато обладает бесчисленным количеством добавочных рукавов?!.
Как бы то ни было, проблема обводнения Кызыл кумов ждет своего тщательного изучения. Пусть сейчас трудно предвидеть все детали ее осуществления, но сведения о процветавшей в древности стране на месте мертвых теперь песков являются достаточным побудителем для того, чтобы не сдавать этого проекта в архив, а поставить его в порядок дня напряженного советского строительства.
На сотни неоглядных километров раскинулся красновато-желтый ковер песков; как пышные розы на древнем узбекском намазлыке[6]), цветут на нем мраморы и порфириты[7]) Хек-тау, Букан-тау, Джаман-зангар-тау; края его свесились в Сыр-дарью и Аму-дарью, намокли и защетинились бахромой камышей. И вершится на этом ковре тяжба человека с пустыней — тяжба извечная, неотступная, на жизнь и смерть. Стрижет человек бахрому, режет ковер по краям на лоскутья-танапы[8]), — в надрезах выступает голубая кровь. Чтобы лоскутья не сдвинулись, не скомкались, пришивает он их к земле цепкой дерниной. И через год на танапах — бледножелтая акварель хлопка и мясистая зелень бахчей.
Все дальше по ковру голубые надрезы, все жесточе борьба. И встает пустыня на бой за свой изрезанный ковер. Она посылает вперед ветер и тревогу. Бесчисленные стада барханов[9]), которые паслись до той минуты мирными округлыми черепахами, вдруг вздымаются к небу; они расплескиваются на мириады песчаных брызг и несутся на крыльях бури, чтобы за десятки или сотни километров снова опуститься вниз неподвижными круглоскатыми черепахами.
— Пыль идет! Пыль идет! — кричит в смятении человек.
Пустыня, как бушующий желтый океан, бьет в берега валами-барханами и заново ткет свой укороченный ковер. Голубые вены арыков[10]) забиваются песком, зеленые и бело-желтые акварели потухают и тонут в песчаном наводнении. Кишлаки и даже целые города не могут устоять против этого могучего прибоя. Кольцо пустыни снова раздвигается — без сожаления она развертывает по земле тяжкий, сыпучий ковер и душит под ним зеленую жизнь.
Старый Эмро, певец из Чаюглы-куля, в такие дни забивается под навес своей глинобитной норы и надрывно-монотонно поет про горестную жизнь детей пустыни. Серебряный оклад его круглой бороды в складках коричневого халата — словно солончак в глинистых впадинах. Растрепанная черная шапка мерно раскачивается вперед и назад.
Он поет:
«Вот от мазара[11]) Иркибаи идет великая пыль. Она поглотила солнце и небо. Она выпьет светлую воду из арыков. И страх, как волк, крадется в серце бедных детей пустыни.
«Чаюглы-куль стояла у голубого озера. Это было очень давно, когда старый Эмро еще не снился своей матери. Тогда земля шевелилась от баранов, и люди не выпускали из рук дутара и кобыза[12]).
«А теперь пустыня повернула свое лицо на Чаюглы-куль. Голубая вода канула в глубокий колодезь. На краю кишлака когда-то жил Худай-бергень, а теперь там вырос красный бархан.
«Но вот пришел советский батырь[13]). Он хочет спасти бедных людей. Он пойдет в пустыню и отворит ее сердце.
Оттуда хлынет голубая вода, и для дехкан[14]) настанет новая жизнь».
Старый Эмро пел вслух о том, чем полнились его выпущенные на волю думы. А первая неотступная его дума была об исконной песчаной беде его родины, Временами он как-то жалобно взвизгивал или, может быть, всхлипывал, а иногда долго и гнусаво тянул на одной ноте, словно подвывал буре.
Пустыня, распуская буйные космы, вставала до неба. За саклями росли зыбкие сугробы песка. А в глиняной норе раскачивался старый Эмро, и в бурю и сумрак уносились его монотонные жалобы-думы:
«…Пустыня повернула свое лицо на Чаюглы-куль. Голубая вода канула в глубокий колодезь. Но советский батырь отворит сердце пустыни, и тогда начнется янги турмыш — новая жизнь».
В один из тусклых, заволочных дней к зданию почты в Дурт-куле подъехал всадник. На уем был военный шлем со спущенными бортами и высоко подвязанный серый плащ. Лица почти не было видно. Он упруго слез с коня и, слегка расставляя ноги, очевидно, от долгой езды верхом, вошел в здание.
Конь покосился вслед хозяину и, переступив передними ногами, сторожко замер. На улице было пустынно в этот расплавленный час. В воздухе висела завеса тончайшей розоватой пыли. Она то густела как дым, то матово таяла в голубизне. Солнце сконфуженно ржавело в ее сгустках. Где-то северо-западнее пролетала лохматая птица бури, от ее гигантских крыльев окрестности на десятки километров дымились пылью.
Не прошло и пяти минут, как проезжий озабоченно вышел из здания, сел на коня и рысью скрылся за углом. Миновав плац перед казармами, он повернул в переулок и остановился около небольшого домика. Со двора к нему вышел коренастый детина в нижнем белье и папахе.
— Здорово, товарш командыр! — дружелюбно прогудел он.
— Здравствуй, Письменный! — ответил командир, слезая с коня.
— Чи спроворив[15]), чи нет, товарш командыр? — понижая голос и сочувственно заглядывая командиру в глаза, спросил парень.
7
Паразиты — изверженные вулканические породы характеризующиеся сложным кристаллическим строением.