Встреча с лапландской совой
Однажды, во время скитаний по северу, я спускался на лодке по быстрой горной речке. Ее пороги, коварные подводные камни и водовороты на каждом шагу готовили для моей утлой посудины разные пакости, и потому мне постоянно приходилось держаться на чеку. После особенно упорной войны с порогами, я решил отдохнуть и, прельстившись красивым местом на берегу, зачалил лодку. Развести костер было делом недолгим, и вскоре огонь весело потрескивал под закопченным котелком с водой. В ожидании чая я задумал осмотреть берег, где громоздились серые скалы, поросшие густым лесом. Скалы всегда привлекают меня, и я люблю лазать по ним, с любопытством заглядывая в каждую расщелину, в каждую пещеру в надежде найти там что-нибудь интересное.
Добравшись до самой вершины, я повернул было назад, как вдруг услыхал за спиной шорох. Моментально обернувшись, я увидел двух сов, сидевших на корне небольшой раскидистой березки. Они угрожающе щелкали клювами и топорщили оперение. Мне сразу бросилось в глаза, что птицы были линные и у них почти не было настоящих перьев. Вследствие этого совы не могли лететь и при моем приближении неуклюже заковыляли вниз по откосу, помогая себе крыльями. На бегу они угрожающе щелкали клювами.
«Мы не хотим с тобой связываться, но попробуй, подойди, и увидишь, как мы тебя отделаем» — слышалось в этом щелканьи, а злобное шипенье, напоминающее змеиное, красноречиво подтверждало их намерения.
Как только совы побежали, во мне вспыхнул охотничий инстинкт. Такой он, должно быть, был у наших предков, когда они бродили, одетые в звериные шкуры с каменными топорами в руках. Ружье осталось в лодке, и я, быстро нагнувшись, схватил осколок камня и, почти не целясь, швырнул им в одну из сов. Удар пришелся в голову, и сова, издав каркающий звук, сковырнулась вниз, распластав крылья. Два последующие удара докончили ее, и через мгновение она была мертва.
И тут на меня напало раскаяние. Я не переношу убийства бесцельного и тем более, когда зверь совершенно беспомощен, как было в данном случае. К тому же, сова была страшно худа и не годилась для еды, а ее шкурка, лишенная перьев, не могла быть пригодной для чучела.
Но сделанного не воротишь. Надо воспользоваться хоть другой совой и сфотографировать ее. Приняв это решение, я бегом пустился к лодке и вскоре вернулся с фото-аппаратом. Найти птицу было нетрудно, и я увидел ее сидящей между старой сосной и нависшим камнем. Когда я подходил к ней, она только шипела, но раздвиганье штатива повергло ее в сущее неистовство. Сова захлопала крыльями, а громкое щелканье клюва было похоже на звук кастаньет. Она грозилась изорвать меня на клочки и съесть, но я мужественно перенес ее угрозы и поспешил запечатлеть ее гнев на пластинке.
После этого я вооружился прутиком и, несмотря на великое негодование врага, перегнал его на другое место. В выборе этого места у нас вкусы сильно расходились. В то время, как сова искала глубокой тени, я предпочитал свет и солнце. Наконец, мы сошлись на небольшой ямке под защитой скалы, при чем большая часть птицы была хорошо освещена.
Установив аппарат, я замер, чтобы дать возможность сове успокоиться. Загнанная в угол, она чувствовала себя, повидимому, сильно угнетенной, а может быть, и смерть товарища произвела на нее впечатление. Но мне показалось, что в ее глазах виднелся укор, а вместо недавней злобы мелькал страх поставленного в беспомощное положение животного. Перья на голове ее сильно топорщились, что служило показателем сильнейшего волнения.
Я постарался, успокоить совушку, начав говорить с ней. Пока я говорил, она сидела без движения, уставившись на меня круглыми немигающими глазами. В это время солнце выглянуло из-за облаков, я нажал спуск и, сложив аппарат, поспешил отойти, не желая больше надоедать птице своим присутствием.
Теперь я принялся за осмотр соседних камней и скал. И вот что они рассказали мне.
Эту местность, избрало себе семейство каменных сов[53]). Молодые, не получив еще полного оперения, не могли лететь и были в состоянии лишь прыгать, неловко переваливаясь с боку на бок, помогая себе крыльями. В небольших расщелинах и под нависшими камнями были излюбленные места обеих птиц. Здесь земля была покрыта пометом, перьями и отбросами совиного стола. Частенько совята сиживали на выступающем корне небольшой искривленной березки, откуда я вспугнул их давеча. Отсюда, в случае необходимости, совы могли быстро спускаться вниз и прятаться в одну из щелей.
Пищу им доставляла их мамаша, старая сова, которой едва хватало времени накормить прожорливых ребят и поесть самой. Она приносила им все, что попадалось ей на охоте. Обычно это были птицы и мыши. Но и не только они делались ее добычей, — на камне валялась лапа зайчика с обрывками окровавленной кожи.
Наверное, ночью, не подозревая о грядущей опасности, он медленно спускался к воде, где у самого берега росла нежная зеленая травка. Такой нет наверху, где между старыми соснами можно было найти лишь толстый слой хвои. Бедному косому нелегко было спускаться по крутому склону. Его ноги приспособлены скорей для подъема, и он был весь поглощен своей трудной задачей.
Вдруг раздался зловещий шум, и когти бросившейся вниз совы впились в спину зайца. Отчаянное сопротивление не спасло. его от острых когтей и крепкого клюва. Через минуту он был мертв. Старая сова притащила его птенцами и здесь начала рвать его на куски, которые они с жадностью глотали.
Зайчонка едва хватило на обед, и потому, оставив птенцов в одиночестве, сова снова полетела добывать пищу, спеша покончить с этим до наступления дня. Она боялась света — глаза ее видели днем прекрасно, но ей не хотелось попадать на вид дневным птицам, которые не питали к ней симпатии и, завидя ее, собирались большими стаями и с криком и писком носились вокруг нее, прогоняя кровожадного хищника от своих гнезд.
Избегая встречи сними, сова предпочитала днем забиваться куда-нибудь в укромный уголок и там проводить время до самого вечера. Молодые совята, насытившись, тоже залезали в одно из своих убежищ, где, благодаря серой окраске, совершенно сливались с окружающими камнями.
Так жили они среди скал, пока приход их главного и почти единственного врага — человека — не нарушил их покоя.
НЕОБЫЧАЙНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
БОЧЕНКИНА И ХВОЩА
СЕРИЯ ЮМОРИСТИЧЕСКИХ РАССКАЗОВ
В. ВЕТОВА
Два дня прожили мы с Семен Семенычем в Москве. За это время болезнь моего друга сняло как рукой. Мы побывали во многих интересных местах, но самое для нас интересное — московский зоопарк — мы нарочно оставили напоследок. Его осмотром мы должны были закончить свою московскую эпопею.
По случаю воскресного дня народу здесь собралось видимо-невидимо, и мы порядком постояли-таки у кассы, прежде чем купили себе билеты.
Первые звери, которых мы увидали, оказались самыми обыкновенными зайцами. Какой-то «спец» водил за собою тучу народа и, остановившись перед зайцами, объяснял экскурсантам про защитную окраску зверей. Заяц-русак имеет шкурку, подходящую под цвет полей, в которых он кормится и ложится на отдых. Заяц-беляк зимою становится белым, так что его трудно увидать в лесу, среди запорошенных кустиков и пеньков. Все это устроено в природе нарочно для того, чтобы зайчики могли спасаться от нескромных взглядов своих бесчисленных врагов. По словам «спеца», почти все дикие животные имеют защитную окраску, которая служит либо для защиты, либо для охоты.