Впрочем, последний как как будто произвел желанное действие.
– Да! Генерал, генерал, – пояснил мавр с довольным видом. – А как зовется дочь большого вельможи?
– Линдсей, – ответил Рожер.
– Линдсей, – повторил мавр в силу какой-то таинственной причины, казалось находивший наслаждение в созвучии этих слов. – Линдсей! Хорошо! – прибавил он, переходя к следующему пленнику и делая в то же время любезный жест Рожеру де Сорту и двум американкам.
Пленник этот был не кто иной, как Томпсон. Но как сбавил важность несчастный администратор! Столь же робкий теперь, как раньше развязный, он старался по возможности сократиться.
– Что у тебя там? – спросил его вдруг шейх.
– Где? – пролепетал Томпсон.
– Да… Это сумка… Давай! – приказал мавр, налагая руку на драгоценную сумку, которая висела у Томпсона через плечо.
Последний инстинктивно сделал движение назад, но два африканца тотчас же бросились на Томпсона и в мгновение ока освободили его от драгоценной ноши.
Шейх открыл отобранную сумку. В глазах его блеснула радость.
– Хорошо! Очень хорошо! – воскликнул он.
Вслед за Томпсоном Пипербом из Роттердама выступил со своей громадной фигурой. Он не был нисколько взволнован. Спокойно пускал он, по обыкновению, огромные клубы дыма из своей трубки и любопытно посматривал вокруг своими маленькими глазами.
Шейх с минуту смотрел на русого великана с явным удивлением.
– Твое имя? – спросил он.
– Ik begryp met, waty van my wilt, Mynheer de Cheik, maar ik verondenstel dat u wensht te weten welke myn naat is en uit welk land ik been. Ik been de Heer Van Piperboom, en womm te Rotterdam, een der voornaanete steden van Nederland.[16]
Шейх напрягал слух.
– Твое имя? – настаивал он.
– Ik been de Heer Piperboom nit Rotterdam,[17] – повторил голландец.
Шейх пожал плечами и продолжал обходить своих пленников, не удостоив ответом грациозного поклона, отвешенного ему толстяком.
Повторение тех же вопросов не утомляло мавра. Он ставил их всем., внимательно выслушивая ответы. Никто не избежал его терпеливого опроса.
Между тем в силу ли необъяснимой рассеянности или предумышленно, нашелся один, которого он не счел нужным расспрашивать, и это был Джек Линдсей.
Алиса, следя взором за рядом потерпевших крушение, с удивлением увидела, как ее деверь смешался с другими. С этих пор она не упускала его из виду и с беспокойством заметила, что он не подчинился общему правилу – шейх не подходил к нему и ни о чем не расспрашивал.
Отлучка Джека Линдсея, его возвращение, равнодушие мавританского шейха – все эти факты вместе поселили в душе Алисы беспокойство, которое она при всей своей энергии едва сдерживала.
По окончании допроса шейх удалился к своим, когда капитан Пип смело заградил ему дорогу.
– Не хочешь ли сказать мне теперь, что намерен ты сделать с нами? – снова спросил он его с флегматичностью, которой ничто не могло нарушить.
Шейх нахмурил брови, потом в ответ на вопрос небрежно покачал головой.
– Да, – сказал он. – Те, кто уплатят выкуп, получат свободу.
– А другие?
– Другие!.. – повторил мавр. Широким жестом он указал на горизонт.
– Африка нуждается в рабах, – заметил он. – У молодых – сила, у старых – мудрость.
Отчаяние охватило потерпевших кораблекрушение. Так, значит, смерть или разорение – вот что их ожидает.
Среди всеобщего уныния Алиса хранила бодрость, которую черпала в полной вере в Робера. Он достигнет французских аванпостов! Он освободит в назначенный час своих товарищей по несчастью! В этом отношении в ней не зарождалось никакого сомнения.
Уверенность, естественно, обладает большой силой убеждения, и ее упорная вера заронила бодрость в эти угнетенные души.
Но какова была бы эта уверенность, уже и без того полная, если бы она была на месте капитана Пипа. Около восьми часов утра капитан Пип, к неописуемой своей радости, которую постарался поскорее подавить, увидел Артемона.
Умный пес, вместо того чтобы прибежать как бешеный, долго шатался сначала вокруг лагеря как ни в чем не бывало и потом осторожно скользнул туда.
Капитан жадно подхватил на руки Артемона и под влиянием волнения, вздымавшего его сердце, наградил умное животное той же лаской, которой подбодрил его при уходе и к которой до сих пор не приучил его. С первого же взгляда он заметил исчезновение записки и из этого обстоятельства вывел заключение, что она доставлена по назначению.
Одно соображение, однако, испортило ему радость. Отправившись в час и возвратившись в восемь часов утра, Артемон, следовательно, употребил семь часов на пробег в оба конца расстояния, отделявшего потерпевших кораблекрушение от Робера Моргана. Последний после полутора дневной ходьбы удалился, значит, самое большее на тридцать километров. Тут крылась тайна, которая была способна смутить самую уравновешенную душу, – тайна, которую капитан старался не сообщать своим товарищам.
16
Не понимаю, что вам угодно, господин шейх, но думаю, что вы хотите знать, как мое имя и из какой я страны. Я-господин Ван-Пипербом, живу в Роттердаме, известном нидерландском городе.