Рожер посмотрел на Робера, который и не моргнул, затем продолжал:
– Бедняжка вынуждена была рассчитывать на свои собственные силы, чтобы выдержать этот нескончаемый приступ. Мы с мисс Долли малодушно покинули ее, забыв обо всем, даже о ее девере.
В этот раз Робер обвел взглядом соотечественника. Последний, впрочем, не заставил просить себя, чтобы сделать полное признание.
– Как находите вы мисс Долли? – спросил он приятеля, придвигая свое кресло одним толчком.
– Прелестной, – отвечал Робер искренне.
– Превосходно, – сказал Рожер. – Так вот, дорогой мой, я хочу, чтобы вы первый знали об этом. Эту прелестную девушку, как вы выразились, я люблю и рассчитываю жениться на ней по возвращении из путешествия.
Робер не казался особенно удивленным этой новостью.
– Я отчасти ожидал вашего признания, – заметил он, улыбаясь. – Правду говоря, ваша тайна сделалась на пароходе тайной Полишинеля. Однако позвольте задать вам один вопрос. Ведь вы едва знаете этих дам. Подумали ли вы о том, что ваш союз с их семьей может встретить затруднения со стороны вашей семьи?
– Моей? – ответил Рожер, пожимая руку доброжелательного советчика. – Да у меня нет ее. Самое большое – несколько дальних родственников. А затем, любить по-гусарски еще не значит любить безумно. В данном случае я действовал, должен вам сказать, с осмотрительностью старого нотариуса. Тотчас по прибытии нашем на Азорские острова – брачный ядовитый паук уже уколол меня в ту пору – я по телеграфу запросил насчет семьи Линдсей сведений, которые и были доставлены мне на Мадейру. Эти сведения, кроме разве касающихся Джека, – но в этом отношении телеграф не сообщил мне ничего такого, о чем бы я не догадывался, – были такие, что всякий человек чести должен был бы гордиться браком с мисс Долли… или с ее сестрой, – добавил он после паузы.
Робер слегка вздохнул, ничего не ответив.
– Что это вы вдруг примолкли, дружище? – заметил Рожер после короткого молчания. – Уж не имеете ли вы каких-нибудь возражений?
– Напротив, ничего, кроме поощрений, – живо вскрикнул Робер. – Мисс Долли восхитительна, и вы счастливец. Но, слушая вас, я, признаюсь, эгоистически подумал о себе и на мгновение позавидовал. Простите мне это предосудительное чувство.
– Позавидовали! А почему? Какая женщина будет иметь настолько дурной вкус, чтобы отвергнуть маркиза де Грамона?..
– …чичероне-толмача на «Симью» и обладателя ста пятидесяти франков, да еще сомнительных для того, кто знает Томпсона, – закончил Робер с горечью.
Рожер отверг возражение беззаботным жестом.
– Хорошее дело, нечего сказать, – шепнул он веселым тоном. – Как будто любовь измеряется деньгами. Не раз выдавали, и особенно американок…
– Пожалуйста, ни слова больше! – прервал Робер коротко, схватив за руку своего друга. – Признание за признание. Послушайте мое, и вы поймете, что я не могу шутить на этот счет.
– Я слушаю, – сказал Рожер.
– Вы только что спрашивали меня, было ли у меня какое-нибудь основание, чтобы держаться в стороне. Ну-с, да, было…
«Вот сейчас все выяснится», – подумал Рожер.
– Вы можете свободно отдаться склонности, влекущей вас к Долли… Вы не прячете своего счастья любви. Меня же страх любви парализует.
– Страх любви! Вот еще страх, которого я никогда не буду знать!
– Да, страх. Непредвиденное событие, во время которого мне посчастливилось оказать услугу миссис Линдсей, естественно, подняло меня в ее глазах…
– Вы не нуждались, будьте уверены, в том, чтобы подняться в глазах миссис Линдсей, – открыто прервал его Рожер.
– Это событие внесло большую интимность в наши отношения, сделало их менее иерархическими, почти дружескими, – продолжал Робер. – Но в то же время позволило мне заглянуть в себя, увидеть ясно, слишком ясно. Увы, решился ли бы я на то, что сделал, если бы не любил!
Робер умолк на мгновение, потом продолжал:
– И вот, потому что это сознание пришло ко мне, я не хотел воспользоваться и в будущем не воспользуюсь моей новой дружбой с миссис Линдсей.
– Какой, однако, вы странный влюбленный! – сказал Рожер с симпатичной иронией.
– Это для меня – вопрос чести, – ответил Робер. – Я не знаю, каково состояние миссис Линдсей; но, полагаю, оно значительно, если принять во внимание хотя бы кое-какие факты, свидетелем которых я был.
– Какие факты?
– Мне неподобало бы, – продолжал Робер без дальнейших объяснений, – прослыть за искателя богатого приданого, а мое жалкое положение оправдывало бы всякие предположения на этот счет.