А мальчишки во дворе с утра до вечера играли в шпионов (дурацкая игра, с точки зрения пожилого агента!) и кричали:
— Руки вверх! Руки вверх!
И при каждом таком крике ЫХ-000 подпрыгивал на месте, и его трясущиеся руки как бы сами тянулись вверх, а дёргающаяся вместе с шеей голова втягивалась в дрожащие плечи.
Совсем худо стало Фонди-Монди-Дунди-Пэку, когда он застрадал бессонницей, которой раньше не знал. И ночью ему отныне было ещё страшнее, чем днём.
Вот как-то, именно ночью, он подумал: а ведь страшно ему было всю жизнь, но тогда он умел отгонять страх или делать вид, что будто бы не замечает его. Сейчас же страх, а может быть и ужас, овладел всем существом Фонди-Монди-Дунди-Пэка. Стуча зубами, с трясущимися руками и поджилками (да ещё шея вместе с головой дёргалась), он сидел в комнате, не зажигая света, положив на стол перед собой оружие, и вздрагивал от любого звука.
Он хорошо представлял, что сейчас творится в Самом Центральном Отделе «Тигров-выдров»! Агенты Бугемот, Канареечка и Мяу, конечно, уже доложили, что ЫХ-000 не выходит на связь. Ведь он ни разу не был на условленном месте в городском сквере, а за последние дни не включал рацию…
Ночами он вспоминал свою жизнь, и чем больше вспоминал, тем хуже ему было. Главное, он не видел выхода из создавшегося положения. Ну, хорошо, предположим, он каким-то чудом выкрутится из этой истории, может быть, и задание даже выполнит… А дальше? Уйдёт он в отставку, купит двухэтажный домик на берегу озера, купит автомобиль и моторную яхту под названием «ЫХ-000», будет жить-поживать, телевизор смотреть; в холодильнике мороженое всех сортов, фруктовки вдоволь… Неужели только ради этого он всю жизнь рисковал своей жизнью?!
Ведь лишь сейчас, в эти дни, а особенно в эти ночи, Фонди-Монди-Дунди-Пэк понял, что он абсолютно одинок. Нет у него НИ ДЕТЕЙ,
НИ НАСТОЯЩИХ ДРУЗЕЙ,
НИ ВНУКОВ —
НИКОГО У НЕГО НЕТУ.
«Тигры-выдры» ненавидят детей, и ЫХ-000 их ненавидел, а вот пожилой Фонди-Монди-Дунди-Пэк вдруг полюбил их до того, что ему захотелось стать дедушкой. Тогда бы ему и пригодились и двухэтажный домик, и автомобиль, и моторная яхта, и холодильник… А к чему они ему одному?
Не подумайте, что пожилой шпион испытывал раскаяние или стыд. Нет, пока до этого он ещё не дошёл. Пока ещё только страх перепутал все его мысли.
Чего же страшился Фонди-Монди-Дунди-Пэк? Страшился он бесславного конца своей жизни. Ведь если его схватят, ему несдобровать: наказание будет самым суровым и, конечно, справедливым. Любое наказание он уже заслужил сто раз. Он принёс людям столько горя, что не смеет и думать о пощаде.
Нет, не сама по себе смерть пугала его. Пусть она придёт. Он примет её достойно, какой бы она ни была.
Но ведь никто, ни один человек во всём мире не пожалеет о том, что Фонди-Монди-Дунди-Пэка не стало на свете! Разве что приятели-предатели во главе с полковником Шито-Крыто повоют тридцать секунд будто бы от горя и тут же про него забудут, словно его никогда и не было!
Да, да, как будто его никогда и не было!
— Мама! — прошептал Фонди-Монди-Дунди-Пэк. — Мамочка!
И заплакал матёрый шпион человеческими слезами, хотя мамы и папы он не видел с тех пор, как ушёл в агенты, не переписывался с ними, денег им не посылал, не поздравлял ни с праздниками, ни с днями рождения, даже с Новым годом не поздравлял — просто забыл. Не нужны были ему они, папа и мама. А сейчас вот рыдал:
— Мама… мамочка…
В таких случаях правильно говорят: раньше надо было маму кричать.
— Всё! Всё! — вытирая трясущимися руками слёзы, сказал Фонди-Монди-Дунди-Пэк. — Надоела мне шпионская жизнь! Осточертела!
Он включил рацию. В эфире жалобно попискивал Бугемот. Потом ещё жалобнее запопискивал Канареечка, а за ним — Мяу… Ага, и вы не спите? Может быть, тоже плачетесь о своей шпионской судьбе? Не знаете, что вам и делать? Куда вы без меня в чужой стране? А кто нас сюда звал? Вот и трясёмся от страха… Тряситесь на здоровье!
И он отключил рацию.
Эх, давно надо было начать соображать! Был бы он сейчас не ЫХ-000, а пожилой хороший человек по имени Фонди-Монди-Дунди-Пэк. С детишками бы в футбол играл. Мороженое бы с ними ел! По телевизору бы мультики смотрел! И хохотали бы все во всё горло!.. А когда бы он умер, похоронили бы его по-человечески — на кладбище, с венками, с духовым оркестром, всплакнули бы все и долго бы его помнили…
И пожилой шпион опять залился человеческими слезами и опять задумался: а ради чего же он всю жизнь прятался, отстреливался, отсиживался, убегал, улетал, уплывал, уползал? Ради чего?