К сему…
Генерал Батон, увлекшись правдой, и не заметил, как написал донос на самого себя — самодонос!
Когда его с полковником Шито-Крыто вызвали к Самому Высокому Самому Верховному Главнокомандованию, он и уснуть не успел, как услышал:
— За полное неумение писать доносы, глупость, лень и развал шпионско-диверсионной деятельности немедленно разжаловать генерала Батона в рядовые и направить на выполнение опаснейшего задания, чтобы хоть смертью своей он загладил вину перед командованием, которое на него очень сердито!
Вздохнув, бывший генерал Батон задремал и сквозь сон слышал отрывки речи полковника Шито-Крыто:
— Провал… полный провал… развал… полный развал… глупость… лень… не моет руки… не чистит зубы… позор… против гигиены… докатился до самодоноса… невиданная по своим масштабам операция «Братцы-тунеядцы»… особые полномочия… увеличение финансовых ассигнований… мои заслуги…
И чей-то голос:
— Генерал Шито-Крыто… генерала Шито-Крыто… Генералу Шито-Крыто… подготовить… доложить…
Тут бывший генерал, а отныне рядовой Батон проснулся.
— Приступить к подготовке плана операции «Братцы-тунеядцы»!
— Есть приступить! Благодарю за доверие! — ответил генерал Шито-Крыто и приказал: — Рядовой Батон, за мной шагом марш!
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ,
в которой
«Тигры-выдры» превращаются в «Гроб и молнию»
ГЛАВА №15
Толик Прутиков опасно заболевает: считает себя
выдающимся человеком
БАБУШКА АЛЕКСАНДРА ПЕТРОВНА ТВЕРДИЛА ОДНО И ТО ЖЕ:
— И я шпиона поймаю. Еще какого! И еще как поймаю! У тебя-то все случайно получилось. А я подготовлюсь. Все шпионские методы сначала изучу. Уж если внук иностранного агента задержал, то бабушка и двух-трех сможет обезвредить!
Толик в ответ насмешливо усмехался, очень снисходительно улыбался. Дружба его с бабушкой, можно сказать, кончилась, и оба они, представьте себе, не жалели об этом. Бабушка не жалела потому, что обиделась на внука, а внук не жалел потому, что был очарован собой, то есть зазнался.
Но еще никто пока не догадывался, что мальчик заболел опасной болезнью, которую и предсказывал психоневропатолог Моисей Григорьевич Азбарагуз.
Толик стал гордым и важным. Правда, он полагал, что оказали слишком мало почестей. Его и в открытой машине через весь город не провезли, митинга на центральной площади в его честь не организовали, передачи по телевидению не сделали. Это он считал настоящим безобразием.
И все же Толик был глубоко убежден в том, что он может считаться выдающимся человеком, и знал, что ему следует делать. Он любовался собой, гордился собой, уважал себя, обожал, не узнавал друзей и знакомых.
— Привет, Толик! — радостно кричит, например, бросаясь к нему, одноклассник или даже сосед по парте. — Здравствуй, Толик!
Выдающийся, человек долго смотрит на него, невыдающегося, недоуменно пожимает плечами, морщит лоб, спрашивает удивленно:
— Простите, а, собственно, действительно, кто вы, извините, такой?
Невыдающийся одноклассник, а может быть, даже сосед по парте, растерявшись, называет свою фамилию, имя, класс, где он учился с выдающимся человеком, а Толик опять недоуменно пожимает плечами, морщит лоб и очень озабоченно произносит:
— Что-то не припомню… Что-то не припомню… А когда мы вместе учились? До того, как я смело и отважно поймал шпиона, или после того, как я отважно и смело задержал шпиона?
— До того! До того! Потому что после этого мы еще не учились. Каникулы потому что у нас летние. Ты тогда нормальным был. Помнишь, ты у меня на контрольных всегда списывал?
— Что-то не припомню… Нет, нет, никак не припомню, извините!
И выдающийся человек гордо шествует дальше, высоко задрав нос, а невыдающийся его одноклассник, а может быть, даже и сосед по парте, с уважением и обидой смотрит ему вслед.
Но долго считаться выдающимся человеком трудно. Стать им еще кое-кому удается, но вот удержать за собой это звание удается далеко не всем.
Ну хорошо, ты помог однажды поймать шпиона. Прекрасно. Замечательно. Молодец. Ну, а дальше? Так и будешь ходить всю жизнь, задрав нос, не узнавая друзей и знакомых? Один раз сделал доброе дело и считаешь, что больше от тебя ничего и не требуется?