Впервые в жизни, сидя в лесу у ночного костра, Фонди-Монди-Дунди-Пэк ничего не боялся. Ведь впервые в жизни его не ловили (хотя бы потому, что уже поймали). Не надо было опасаться, удачно ли спрятан парашют, не надо было бояться чихнуть или кашлянуть, не надо было вздрагивать от каждого шороха и хвататься за оружие.
И дров в костер можно было подкладывать сколько угодно: пылай, пылай, ведь никто тебя не выслеживает!
— Неужели, гражданин полковник, вы настолько уверены во мне, что будете спать?
— Не знаю, как гражданин полковник, а рыбак Константин Иванович заснет наикрепчайшим сном. Чего и вам желает, Иван Иванович.
Но бывший ЫХ-000 заснуть не мог. Он лежал на хвойных ветках, смотрел в звездное небо и ждал так называемой утренней зорьки. «Наплевать мне на все, — думал он, — мне бы только поймать хоть несколько рыбок!»
Костер погас, и бывший ЫХ-000 пошел собрать сучьев. Отойдя далеко в сторону, Фонди-Монди-Дунди-Пэк остановился, оглянулся назад… Вздохнул и начал собирать хворост.
Вот и снова вспыхнул огонь… Некуда бежать Фонди-Монди-Дунди-Пэку. И не к кому ему бежать. Один он во всем мире. Никого у него нет. И ничего ему больше не надо. Одно у него осталось: возможность хоть немного загладить свою вину перед людьми и — порыбачить.
Стояла такая тишина, что слышно было, как течет река, хотя днем, как заметил Фонди-Монди-Дунди-Пэк, она казалась неподвижной. И он подумал о том, что впервые в жизни не боится тишины. Раньше она всегда настораживала, пугала. А тут бывший агент ЫХ-000 посматривал в костер и никого и ничего не боялся.
— Гражданин полковник, — прошептал он, — я согласен. Я отправлюсь в «Гроб и молнию» с вашим заданием.
— Вот и прекрасно, — сквозь сон ответил полковник Егоров, зевнул и, честно говоря, громко захрапел.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
под названием «всё идет своим чередом»
ГЛАВА №23
Появление агента Стрекозы в кабинете психоневропатолога М. Г. Азбарагуза
ДНИ И НОЧИ НЕ ОТХОДИЛ ПСИХОНЕВРОПАТОЛОГ Моисей Григорьевич Азбарагуз от постели больного Толика Прутикова.
Одиннадцать врачей уже семь раз обсуждали заболевание мальчика и не пришли ни к какому окончательному выводу.
И однажды, когда Моисей Григорьевич после очередного осмотра и изучения всевозможнейших анализов в большом бессилии упал на диван в своем кабинете, старший санитар Тимофей Игнатьевич посоветовал прямо-таки загробным голосом:
— Воздух надо из выдающегося человека регулярно откачивать или — еще лучше — выпороть его надо.
— Ненаучно это, — еле слышно ответил Моисей Григорьевич. — Притом окончательный диагноз еще не поставлен.
— Но выпороть-то никогда не вредно! Это вроде санобработки будет. Отец мой, ныне, правда, покойный, возьмет, бывало, ремень, подзовет меня, а я у него самый любимый сын был, подзовет и скажет: «Хорошо ты, Тимофей, себя ведешь, просто приятно на тебя посмотреть моим родительским глазам. Услада ты моему отцовскому сердцу. Но чтобы ты и впредь не испортился, давай-ка мы тебе небольшое наказание организуем». А слово отца — закон для сына. Получал я некоторую профилактическую порцию. Это и с воспитательной точки зрения полезно, а с медицинской — так тем более: кровь разгоняет, нервы успокаивает.
— Не могу же я в своем научном труде написать: рекомендуемый метод лечения — порка?!
— А вы и напишите по-научному. Не порка, а специальная санитарная обработка задней поверхности организма медицинским стерильным ремнем.
— Я готов поверить в то, — сдерживая чисто научное раздражение, неуверенно произнес Моисей Григорьевич, — что рекомендуемая вами специальная санитарная обработка задней поверхности организма изредка и может быть полезна для здорового ребенка. Но Толик болен! Опасно болен! Наконец, загадочно болен!
— Потому и заболел, что когда был здоров, его ни разу санитарно не обработали! — страстно убеждал старший санитар Тимофей Игнатьевич. — Сидит, извините за ненаучное выражение, балбес на постели, в зеркало уставился, собой любуется и всех дураками, даже меня, считает! А я бы зеркало у него отобрал, кормить бы перестал и санитарно обработал!.. А почему воздух откачивать нельзя?
— Потому что деформируется кожа. Появятся глубокие морщины и складки. Оставьте меня.