ГЛАВА №27
Подозрения офицера Лахита
ОФИЦЕР ЛАХИТ ДОЛОЖИЛ:
— Стрекоза сообщила, шеф, что все идет нормально. Своим чередом. Муравей действует отлично, однако обстановка очень сложная, возможны неожиданности.
— Передай ей, что меня не интересует, какая там обстановка! Меня не интересует старый хрыч Муравей! Удивляюсь, почему он до сих пор жив. Передай ей, чтоб торопилась!.. Ну? Чего стоишь?
— Осмелюсь, шеф… — осторожно заметил офицер Лахит. — Меня смущают два последних сообщения Стрекозы.
— Чем смущают?
— Видите ли, я довольно продолжительное время работал у господина генерала Батона. Не уверен, что служба пошла мне на пользу. Я только поглупел и обленился.
— Короче!
— Я писал под его диктовку много писем, телеграмм, приказов…
— Доносов!
— Нет, доносы он писал исключительно сам.
— Короче!
— Мне кажется, что в двух последних сообщениях Стрекозы чувствуется рука Муравья, то есть Батона, доверять которому нет никаких оснований.
— А это что значит?
— Не могу знать.
— Значит, я должен знать! — закричал генерал Шито-Крыто. — Если сообщения передает Муравей, то что тогда со Стрекозой?!
— Понятия не имею. Мое дело — предупредить. Вы напрасно доверили Батону…
— Я послал его на верную смерть. И если я услышу от тебя еще хоть раз критику в свой адрес, висеть тебе под потолком за левую ногу. Понял?
— Так точно. Напоминаний не потребуется, шеф. Я предельно исполнителен.
— А может быть, ты предельно предателен? А может быть, ты на каждом шагу обманываешь меня?
Офицер Лахит скромно опустил глаза, пожал плечами, ответил очень скромным тоном:
— Вам виднее, шеф.
— Я бы давно уничтожил тебя! — Генерал Шито-Крыто погрозил ему кулаком. — Но я обожаю мерзавцев. Я знаю, что будущее принадлежит им.
— Я ваш ученик, шеф.
Генерал Шито-Крыто довольно хмыкнул, удовлетворенно крякнул и сказал:
— То-то! Ступай!
Оставшись один, генерал Шито-Крыто быстро-быстро, крепко-крепко постучал по столу своей огромной, без единого волоска головой, чтобы выбить из нее кипящую злобу. Выбив злобу, он занялся своим обычным делом, то есть стал думать, размышлять, рассчитывать, прикидывать, взвешивать, изучать, сравнивать, делать выводы…
Ведь он, не уставая, готовился доложить Самому Высокому Самому Верховному Главнокомандованию — ох, страшно подумать! — план новой операции «БРАТЦЫ-ТУНЕЯДЦЫ».
ГЛАВА №28
Бывший генерал Батон наконец-то обретает подлинное полное счастье
НАКОНЕЦ-ТО, НА СКЛОНЕ ДНЕЙ СВОИХ, БЫВШИЙ ГЕНЕРАЛ БАТОН, бывший рядовой Батон, бывший агент Муравей и бывший дедушка Николай Степанович Уткин обрел свое подлинное полное счастье.
Эх, знал бы он об этом удовольствии — лежать одному в одиночной камере, — давно бы попросился сюда! Ведь именно о таком райском образе жизни он и мечтал всю жизнь.
Да ведь он и в шпионы-то пошел из-за нее, из-за своей собственной лени. Папа его, шпион, захотел, чтобы сынок пошел по отцовской дорожке. А сыну лень было спорить. Вот и попал в шпионы. И до генерала дослужился. Но оказалось, что должность генеральская хлопотливая.
Другое дело — вот тут, в тюрьме. Лежал Батон то на спине, то на левом боку, то на животе, то на правом боку — благодать с красотой! Только и заботы — определить, на какое место перевернуться, когда какое-нибудь место отлежишь.
И мечталось Батону: сюда бы еще да его генеральскую кровать!
Вспоминал он от нечего делать свою жизнь, морщился, сердился на самого себя: если уж уродился лентяем, так будь им, не лезь в генералы, живи себе тихонько.
Человек, считал Батон, вырастает лентяем не по своей воле. Вот он однажды один-единственный раз не умылся утром и почувствовал такое облегчение, что с тех пор всю свою батонскую жизнь старался не умываться и всегда испытывал от этого великолепное облегчение!
И не надо, несправедливо это, ругать человека за то, что он не любит умываться. Пусть себе! Каждому свое. Нравилось Батону в детстве ходить с мокрым носом, так, вы думаете, разрешали ему это? Как бы не так! Но, скажите, кому какое дело до моего собственного носа?! Ведь если бы не изобрели носовых платков, никому бы ведь и в голову не пришло вытирать мокрый нос!
А у нас повелось так. Придумает какой-нибудь чудак зубную щетку — и вот, пожалуйста, все обязаны чистить зачем-то зубы!