Операция «Братцы-тунеядцы» продиктована такой ненавистью к мальчишкам и девчонкам, что а мире не найдется столько любви, чтобы их спасти от нас. «Гроб и молния» убеждена, что каждый ребенок — в душе лодырь. Поможет нам и то, что еще никто в мире, за редким исключением, толком не представляет подлинного значения детей. Тем более не подозревают об этом сами дети. Неоценимую услугу окажет нам и людское невежество, заключающееся, в частности, в том, что человечество не догадывается об опасности, которую несет лень. Мы первыми взяли ее на вооружение…
— А у вас самого есть дети? — поинтересовался полковник Егоров.
— Что вы?! Что вы?! — офицер Лахит весь брезгливо передернулся. — Мы их не перевариваем. У нашего шпионского гимна припев такой:
— Давно вы начали производство балдина? — спросил полковник Егоров.
— Об этом я мало что знаю, — ответил офицер Лахит. — Его производство находится в страшной тайне. Пока препарат стоит очень дорого. — Он оглядел присутствующих, усмехнулся и закончил свою речь тоном приказа: — Я рассчитываю на то, что меня поняли правильно.
Когда офицера Лахита увели, полковник Егоров сказал:
— Мы всегда знали, товарищи, что враг не дремлет. Мы всегда знали, что враг жесток и коварен. Но и каждый раз поражались его жестокости и коварству. Вот как сейчас. Медлить нельзя. Нам предстоит работа невиданной трудности. Наши дети в опасности. Дежурный, соедините меня С ДОКТОРОМ АЗБАРАГУЗОМ.
ГЛАВА №50
Бокс-Мокс идёт на рискованнейший шаг и попадает в ещё более безвыходное положение
ПОЛОЖЕНИЕ БОКСА-МОКСА БЫЛО КРАЙНЕ ОПАСНЫМ И БЕЗВЫХОДНЫМ. До тех пор, пока генерал Шито-Крыто не вылечится, бывшему ЫХ-000 ничего не грозило, кроме встречи с врачом Супостатом.
За эти дни Бокс-Мокс ловко пользовался балдином, и более трех десятков сотрудников обленились и храпели прямо в своих служебных креслах.
Врачи, как говорится, в поте лица уже не переливали, а перекачивали кровь у больных. Самому генералу Шито-Крыто кровь перекачали восемь раз. Он изредка открывал то один, то другой глаз и мычал.
Все работы в организации несколько притормозились. Сотрудники строчили доносы, шпионили друг за другом, по очереди отправлялись в карцер, временами кое-кого наугад увольняли.
Никого, в общем-то, не беспокоило бесследное исчезновение офицера Лахита, но всех ужасало, что будет со всеми, когда выздоровеет начальство.
Начальство же пока еще только мычало.
Какое-то время в такой обстановке Бокс-Мокс не вызывал особых подозрений, потому что под подозрением находились все, и имел достаточное количество времени, чтобы думать о своем безвыходном положении.
Однако с каждым днем, а точнее, с каждым часом, он встречал на себе все более подозрительные взгляды. Он догадывался: сотрудники выбирали, кого бы подсунуть генералу Шито-Крыто на расправу под горячую руку.
Боясь встречи с врачом Супостатом, своим бывшим приятелем, бывший ЫХ-000 прятался в самых укромных местах, лишь изредка делая рискованные попытки добраться до рации, чтобы передать полковнику Егорову сведения о балдине. До рации ему добраться не удавалось, пароля на выход он не знал, и узнать его было нельзя: сотрудники боялись разговаривать друг с другом, боялись даже взглянуть друг на друга.
Надо было что-нибудь да предпринимать! Как только генерал Шито-Крыто окончательно придет в себя, он сразу вспомнит, кто подал ему стакан воды. Затем ему станет известно, что запасы балдина и инструкции по его производству украдены. И висеть Боксу-Моксу на левой ноге под потолком!
Обдумав свое безвыходное положение в сто восьмой раз, Бокс-Мокс принял рискованнейшее, но единственно возможнейшее решение. Терять ему, бывшему ЫХ-000, было нечего. Он очень твердым шагом направился в госпиталь, разыскал кабинет «Ухо, глаз, нос и вся физиономия в целом» и вошел.