Спит пятиэтажна,
В окнах ни огня,
Будет тебе страшно
В жизни без меня.
Из лесу выходит
Серенький волчок,
На стене выводит
Свастики значок.
Господи, мой Боже!
Весь ты, как на грех,
Вял и заторможен,
В школе хуже всех.
Ростом ты короткий,
Весом ты птенец.
Много дрянной водки
Выпил твой отец.
Спи, сынок, спокойно,
Не стыдись ребят,
Есть на малахольных
Райвоенкомат.
Родине ты нужен,
Родина зовет.
Над горами кружит
Черный вертолет.
Среди рваной стали,
Выжженной травы
Труп без гениталий
И без головы.
Русские солдаты,
Где башка, где член?
Рослый, бородатый
Скалится чечен.
Редкий, русый волос,
Мордочки мышей.
Сколько полегло вас,
Дети алкашей,
Дети безработных,
Конченных совков,
Сколько рот пехотных,
Танковых полков…
Торжество в народе,
Заключают мир,
Из лесу выходит
Пьяный дезертир.
Не ревет тревога,
Не берут менты.
Подожди немного,
Отдохнешь и ты…
Что не спишь упрямо?
Ищешь — кто же прав?
Почитай мне, мама,
Перед сном “Майн Кампф”.
Сладким и паленым
Пахнут те листы.
Красные знамена,
Черные кресты.
Твой отец рабочий,
Этот город твой.
Звон хрустальной ночи
Бродит над Москвой.
Кровь на тротуары
Просится давно.
Ну, где ваши бары,
Банки, казино?
Модные повесы,
Частный капитал,
Все, кто в “мерседесах”
Грязью обдавал.
Все телегерои,
Баловни Москвы,
Всех вниз головою
В вонючие рвы.
Кто вписался в рынок,
Кто звезда попсы,
Всех примет суглинок
Средней полосы…
Но запомни, милый,
В сон победных дней
Есть на силу сила
И всегда сильней.
И по вам тоскует
Липкая земля,
Повезет — так пуля,
Если нет — петля.
Торжество в народе,
Победил прогресс,
Из леса выходит
Нюрнбергский процесс.
Выбьют табуретку,
Заскрипит консоль.
Как тебе все это?
Вытерпишь ли боль?
Только крикнешь в воздух:
“Что ж Ты, командир?
Для кого Ты создал
Свой огромный мир?
Грацию оленей,
Джунгли, полюса,
Женские колени,
Мачты, паруса?”
Сомкнутые веки,
Выси, облака.
Воды, броды, реки,
Годы и века.
Где Он, тот, что вроде
Умер и воскрес?
Из лесу выходит
Или входит в лес?
Баллада о белых колготках
Из цикла “Смерти героев”
В Чечне, в отдаленном районе,
Где стычкам не видно конца,
Служили в одном батальоне
Два друга, два храбрых бойца.
Один был седой, лысоватый,
Видавший и небо, и ад.
Его уважали ребята,
Он был в батальоне комбат.
Другой, лет на двадцать моложе,
Красив был, как юный Амур,
Любимцем солдат был он тоже,
Певун, озорник, балагур.
Однажды пошли на заданье
Весной, когда горы в цвету,
Отряд получил приказанье —
Соседнюю взять высоту.
Вот пуля врага пролетела,
Послышался стон среди скал,
И рухнуло мертвое тело,
То младший товарищ упал.
Десантники взяли высотку,
Чечены на юг отошли,
И снайпершу в белых колготках
Бойцы на КП привели.
Была она стройной блондинкой,
На спину спускалась коса,
Блестели, как звонкие льдинки,
Ее голубые глаза.
Комбат посмотрел и заплакал,
И нам он в слезах рассказал:
“Когда-то студентом филфака
Я в Юрмале все отдыхал.
Ах, годы мои молодые,
Как много воды утекло.
И девушка с именем Вия
Ночами стучалась в стекло.
Был счастия месяц короткий,
Как сладко о нем вспоминать!
В таких же вот белых колготках
Валил я ее на кровать.
Неловким, влюбленным студентом
Я был с ней застенчив и тих.
Она с прибалтийским акцентом
стонала в объятьях моих.
Ты думала — я не узнаю?
Ты помнишь, что я обещал?
Так здравствуй, моя дорогая,
И сразу, наверно, прощай!
Тебя ожидает могила
Вдали от родимой земли.
Смотри же, что ты натворила!”
…И мертвого ей принесли.
Латышка взглянула украдкой
На свежепредставленный труп,
И дрогнула тонкая складка
Ее ярко крашеных губ.
Она словно мел побелела,
Осунулась даже с лица.
“Ты сам заварил это дело,
Так правду узнай до конца!
Свершилася наша разлука,
Истек установленный срок,
И, как полагается, в муках
На свет появился сынок.
Его я любила, растила,
Не есть приходилось, не спать.
Потом он уехал в Россию
И бросил родимую мать.
Рассталась с единственным сыном,
Осталась в душе пустота,
И мстила я русским мужчинам,
Стреляя им в низ живота.
И вот, среди множества прочих,
А их уже более ста,
И ты, ненаглядный сыночек,
Застрелен мной в низ живота”.
В слезах батальон ее слушал,
Такой был кошмарный момент,
И резал солдатские уши
Гнусавый латвийский акцент.
Но не было слез у комбата,
Лишь мускул ходил на скуле.
Махнул он рукой, и ребята
Распяли ее на столе.
С плеча свой “калашников” скинул,
Склонился над низким столом
И нежные бедра раздвинул
Он ей вороненым стволом.
“За русских парней получай-ка,
За сына, который был мой…”
И девушка вскрикнула чайкой
Над светлой балтийской волной.