В обеденный час шагаем по двору — навстречу сияющий слесарь: "А фраера-то эти — тю-тю, драпают во Внуково!" "Ну да, — отвечаем, — Сталин с Берией уехали в Китай, Будда улыбается. Читали!" — "Верно говорю, ребята, только что по радио слыхал"…
Ну и шелупонь! Чуть прижали этому "руководству" гайку — снялось и дало деру, будто шайка мелких воришек. Радио торопливо прокричало, что перехватить их не успели, самолет взлетел и несется куда-то в Киргизию. Ну уж дудки! Не долетят. BBC-то за Ельцина, приземлят рабов божьих где-нибудь на Урале. Долетели. Но не до Киргизии, а до Крыма. К пленному своему начальнику. Зачем? Плакаться в жилетку или умолять, чтобы прикрыл? Вскоре узнаем: не пустил, не принял. Значит, намерен их сдать…
На том, собственно, и угасла величайшая из империй, вспыхнувшая напоследок, подобно сверхновой звезде, на космическую секунду, равную семидесяти с гаком земным годам. Громыхнула, опалила полсвета — и оставила своих жителей переламываться, отвыкать от этой каннибальской романтики. Знаю по себе: признаваться в грешках, слабостях, даже злодействах не так уж трудно. Куда тяжелее вдолбить себе самому, что ты — маленький, обыкновенный. Не подпольный подавленный гений, каких от века лелеяла отечественная словесность, а ря-до-вой, ничем не лучше тех, кто проживает в затхлой, но очень искусной в труде Европе или в просторной, однако столь же усердной Америке.
Зато у тебя есть столь же обыденное, ря-до-вое право достойно жить в своем доме, не опасаясь мобилизаций или контрибуций, получать за честный труд справедливую плату — и заслушивать нешуточные отчеты нанятого тобою (вот так-то!) начальства о проделанной им работе. Так оно, видимо, и будет, когда государство из первобытной рэкетирской лавочки превратится наконец в то, чем оно и должно быть, — в грандиозную страховую компанию, добросовестно обслуживающую своих пайщиков (граждан). Пока же, как сказано у Иосифа Бродского, мы, оглядываясь, видим лишь руины; даже кавычки ни к чему. Взгляд, конечно, "очень варварский, но верный", однако в том же четверостишии — лукавая справка: сообщает-то сие наблюдение раб.
Свободный же человек, если хорошенько приглядится к окружающей повседневности, возможно, усмотрит и кое-что помимо.
Даже самому забитому народу ничего не навяжешь силой, вспомните-ка Гитлера, уж с какой силищей наваливался… Из этого, однако, следует и другое, не столь лестное: Сталин-то и прочие крутые большевики, выходит, в свое время нашим народам подходили. Вообразите где-нибудь в двадцать пятом году всенародный, предельно демократический референдум. Что, мол, выберете, братцы: неспешную, на полвека, тягомотину с постепенным всеобщим просвещением и постепенным же врастанием в современную технологию — или молодецкий, в кратчайший срок, прорыв в мировые первачи, но с подтягиванием поясов, с отрубанием кое-каких головушек? Не уверен, что при такой постановке вопроса вождям пришлось бы фальсифицировать результаты голосования. Большинство молодого, напористого, скорого на мордобой народа и без того предпочло бы их вариант.
Теперь страну населяют другие люди. Нет в них, может быть, той первобытной широты и удали, зато страна уже — не всевозможная ("убогая — обильная — могучая — бессильная"; как же сладостно смаковали долгие годы этот беспомощный перечень эпитетов), сиречь никакая, а конкретная, с реальными, строго определенными свойствами и возможностями. Сообразно им, по уму, и надлежит действовать в дальнейшем.
В том же, что обратного хода уже не будет, я окончательно убедился, позвонив одному из моих пожилых знакомых, тертому человеку с большим партийным стажем. Спрашиваю, как здоровье, а он благоговейно отвечает: улучшается с каждым днем торжества демократии. Если уж этот осторожный Тартюф так заговорил — можете быть уверены, они не ошибаются.
Я не очень-то верю скороспелым богомольцам с многолетним стажем атеистической работы, да и недавним комсомольским вождям, наскоро перекроившим номенклатурные пиджаки в респектабельные смокинги. У этой публики одно призвание: плавать поверху. Мешать бы им, впрочем, не стал; может, куда и выплывут. Я больше надеюсь на немногословных работящих людей, которых до сих пор если не большинство, то все же немалая доля. Как среди хлебопашцев, слесарей или инженеров, так и в кругу ученых, военных, предпринимателей, изобретателей… Долгие годы из каждого заработанного ими рубля не спросясь умыкали невесть на что копеек восемьдесят. Если сказать им открыто: ребята, отдавать придется и дальше. Может быть, даже до полтинника. Вот вам баланс: страна в разоре, десятки миллионов сограждан уже не работники, кто по немощи и старости, кто и по неумению, пьянству (а что делать? тоже ведь люди). Им всем придется помогать. Отчитываться будем ежемесячно и без лукавства. Вполне возможно, что совестливые люди снова возьмутся за тягло и опять, в который уже раз, вытянут свою непутевую державу.