В принципе, катастрофы не случилось. Действительно, если затянуть шнурками потуже, то вполне удобоносимые. С виду только, как лыжи. Но в школе это, на удивление, докапывальщиков не приманило, и никто не просил дать покататься.
В раздевалке стояли шкафчики вдоль стен, друг напротив друга. Между ними по центру тянулись две скамейки. Раздевалка была набита ребятами-дзюдоистами. Кто-то переодевался, кто-то уже был переодет и сидел на скамейке, балакая. Насколько Игорь бегло выяснил, строгих возрастных рамок здесь не было. Занимались и пацаны его возраста, и парни постарше. Атмосфера преобладала ироничная. Даже, скорее, с налетом троллинга. Нормально. Все давно знакомы, переодеваются, подкалывают, хохмят, что-то рассказывают, подначивают и критикуют. Привычные дела, спасаться бегством пока рано. Игорь по-партизански проник в раздевалку, бросая быстрые взгляды исподлобья. Народ воззрился на него и минуту изучал. Но с открытой ладонью никто не ринулся, видимо, этому Ирек Римович их не учил. Или не заслужил еще Игорь, чтобы ему руку жали. Так, поглазели только и сделали вид, словно его и нет. «Ну и правильно, – подумал Игорь. – Мне же спокойнее».
Игорь наугад выбрал шкаф с торчащим ключом и открыл его. В нем было пусто, только внизу воняли чьи-то носки столетней давности.
– Это Вовчика шкафчик,– бросил кто-то. Игорь испуганно вскинул голову, но понять, кто это сказал, не смог. На него никто не смотрел. «Блин, мне вообще сказали или нет?»– подумал он.
На всякий случай он перешел к другому шкафчику. Открыл его. Тот оказался девственно пуст, никаких дедовских носков или другой потной рванины. Игорь помедлил, ожидая, что сейчас ему скажут, что это Славика шкафчик, а потом к следующему – это Мишкин шкафчик, и так далее, пока он не испробует все шкафчики. Знаем, читали. Но никто в его сторону больше не вякал, и Игорь немного расслабился. Стянул одежду, переоделся в кимоно. Как надевать кимоно, ему вчера показал отец. И не успокоился, пока Игорь не запомнил. Потом Игорь натянул кеды, обвязал ключ от шкафчика вокруг запястья и выпрямился.
И вот стоит он посреди раздевалки, в своих чудовищных кедах-освободите-лыжню, в кимоно, подпоясанный, с красными пятнами на щеках от смущения, с двумя торчащими пучками волос после дождя. О букетах на голове он, кстати, не подозревал. Тут вам не дамская комната, зеркалами не увешано. Висит одно на выходе, но до него далеко. Постепенно ребята стали к нему оборачиваться: сначала один, потом, глядя на первого, ближайшие, потом все без исключения. В раздевалке установилась глобальная тишина, и Игорь обнаружил себя в центре внимания. Все пялились на него. Гнетущее молчание затягивалось. Кто-то в толпе пробормотал:
– Кого-то мне напоминает… Из цирка же!
В дальнем углу кто-то начал хихикать. Хихиканье распространилось молниеносно, как пламя, и через секунду раздевалку наполнил громовой хохот. Он, этот хохот, накатывал со всех сторон, как армия орков. Впоследствии Игорь часто недоумевал, как ему удалось сохранить себя самого на месте. Каким чудом он удержался, а не рванул прочь и не исполнил пробежку в кимоно до самого дома? Чтобы там запереться в своей комнате от внешнего мира.
Он продолжал стоять, тупо глядя в пол, краснея еще больше. Он понятия не имел, чего все жрут, но очевидно, что ржут над ним, и он не понимал, что же он сделал не так. А даже если и сделал,– он что, супердзюдоист? Откуда ему знать все их долбаные правила? Долбаный Ирек Римович ничего ему не объяснил, просто спровадил переодеваться. Сейчас Игорь был самым несчастным человеком на земле. И впервые он испытал жгучую ненависть к родителям. Они заставляли его сюда прийти, а когда он начал сопротивляться, они вынудили его своими манипуляторскими замашками. Он ненавидел эту комнату, эту раздевалку, он ненавидел это гогочущее стадо обезьян вокруг себя, которые только что не бросаются в него шкурками от бананов.
Но больше всего он ненавидел себя самого. В дальнейшем ненависть к родителям ушла. Ненависть к ребятам тоже. К тренеру. Но к секции – никогда. А самое печальное, что и к себе – никогда тоже. Он ненавидел свою беспомощность, он ненавидел тот факт, что он такой. Он не смог дать отпор родителям, когда у него был шанс. Он не смог настоять на нормальных кедах. Он не смог смотреть прямо в лицо изгалявшемуся стаду в раздевалке. Он не смог подойти к тренеру, вежливо послать того на хрен, и гордо удалиться.
Парни ржали, а Игорь прилагал усилия, чтобы не зареветь. Такая вот она, юность.