– Папа читает книги?
– Не, не читает. Так что ему проще.
Петров провел мышкой по столу и зажег экран, чтобы посмотреть на время. До конца их сеанса оставалось 10 минут. Самое то, чтобы закончить. Потому что если они не закончат, они могут углубиться в такую чащу, что не закончат и к концу следующего сеанса. Однако он не хотел обрывать их встречу на полуслове в самом разгаре и выбрал отвлекающий маневр.
– А что у тебя в школе по литературе, Игорь?
Тот зыркнул на него удивленно, словно моментально раскусил его тактику. Потом отвернулся к окну. Даже немного обиделся. Видимо, и правда раскусил.
– Тройка,– буркнул он.
– И почему тройка, как думаешь? Если ты так любишь книги.
– Я не говорил, что люблю книги,– отрезал Игорь, еще больше насупившись.– Я говорил, что люблю читать.
И, видимо, это должно было все объяснить. Вот только ничего это не объясняло, ни часть, ни краюшку. Сейчас Петров ощущал себя так, словно он стоит в сумерках перед полосой прибоя и не может различить, где кончается суша и начинается вода.
– Я предлагаю на сегодня закончить.– Он вдруг испытал облегчение. Несмотря на то, что Игорь Мещеряков был интереснейшим собеседником – не только среди юных пациентов, но и вообще в жизни Петрова,– он его утомил. Сильно. Игорь умудрился за полчаса вывалить на его голову столько, что потребуется не один час, чтобы разгрести этот ворох. Петров взял в руки телефон и отключил запись разговора. – Главное мы сегодня сделали. Мы познакомились и немного открыли себя друг другу. Я полагаю, это хорошее начало. Но время почти вышло, так что продолжим в другой раз.
Игорь подхватил свой серый рюкзачок с пола, выбрался из кресла, закинул рюкзак на плечо и двинулся к двери. Молча. Ни тебе «спасибо», ни «до свидания», ни «в следующий раз по графику?» или что-то в этом роде.
Перед дверью обернулся. В точности как в прошлый раз, когда выходил отсюда с родителями и с синяком. Он и сейчас с синяком, но не столь мракобесным. Видимо, это у него вроде прощания, такое вот молчаливое оглядывание. Видок уже не производит такого двойственного впечатления, как в прошлый раз. Но мистер Хайд никуда не делся. Там он, внутри. Сидит и наблюдает.
Игорь вынул из нагрудного кармана солнцезащитные очки, нацепил их на нос, отвернулся и ушел.
Какое-то время после его ухода Петров продолжал сидеть в прострации, крутя в руках телефон. Его нестерпимо подмывало воспроизвести запись в самых ключевых местах, чтобы прослушать еще раз рассуждения Игоря. Но он не позволил себе. Ему самому необходимо определиться в главных точках. Потом его взгляд упал на планшет с листом бумаги, лежащий на краю стола. Анкета, заполненная Игорем. Петров и тут пересилил свое любопытство, не стал читать написанное парнем. До следующего сеанса оставалось не так много времени, и сейчас, пока впечатления наиболее яркие, ему нужно подумать.
Последние несколько фраз Игоря окончательно убедили Петрова, что он не имеет дело с прямым или косвенным влиянием религиозной или политической группировки. Игорь – это просто Игорь. И самое главное – это сомневающийся Игорь. Сектант не сомневается. Однажды он поделил мир на два цвета (точнее, в него поместили это деление насильственно), и это накладывает отпечаток на все, что он делает или говорит. Игорь же делится наблюдениями, выводами, но при этом признает, что сам не знает, прав он или нет.
Второе: он ни разу не затронул книжный высер какого-нибудь фрика. Махровые сектанты делают это намеренно: о своей поп-эзотерике они на первых порах помалкивают, изучая жертву. Игорь же слишком молод, чтобы быть вербовщиком, да и кого тут вербовать, – его, Петрова? Все литературные авторы, упомянутые им в разговоре, были художественными классиками. Никакой бесовщины, типа «Сатанинской Библии», Луизы Хей или Блаватской. Если бы он увлекался чем-то подобным, он бы обязательно ввернул какое-нибудь «Откровение Коснослова». Но нет, он даже вполне беззлобную и местами рекомендуемую к прочтению Крипипасту не упомянул.
Но самое главное, в голове Игоря нет каши. И это же самое странное. Потому как в его возрасте каша – это нормально. Ну не то чтобы прям норма, но достаточно распространенное явление. Удовлетворительно по пятибалльной шкале. У Игоря же зашкаливает под шестерку. Ничего удивительного, что он троечник, с таким подходом. Можно сколько угодно кудахтать о тупой системе образования, о шаблонности в воспитании, об усреднении и пестовании рабов. Но Петров знает: Игорь Мещеряков имеет в школе плохую успеваемость добровольно. Он сам установил в мозгах эти блоки. Он словно просит прощения у существования за то, что задает несвойственные ему вопросы. И как откуп швыряет на алтарь свою успеваемость.