Наава не заметила, что я плачу, или ей было всё равно. Она просто гребла.
– Третье и последнее правило, – услышал я её безжалостный голос. – Ты ничего не значишь, мальчик. Тебя никто не спасёт.
Я вытер глаза краем куртки и сел. Я был зол и хотел разозлить Нааву. Хотел показать, что в состоянии спасти себя. Я взял рюкзак и открыл его. В нём всё, что у меня было. Три вещи, оставшиеся от отца и матери: компас, карта и бинокль в футляре. Компас новый, а вот карта уже старая. Её углы стёрлись и потрескались. Футляр бинокля сделан из кожи, уже выцветшей со временем. Он пах приключениями. Футляр был открыт, и линзы бинокля напоминали глаза демона, следящего за мной из глубины.
Мы обменялись с Наавой взглядами. Я открыл карту и попытался угадать возможное местоположение. Снова представил себя капитаном огромного ледокола и проверил масштаб карты по большому пальцу, как учил папа. Замкнул круг и остановился в том месте, которое казалось мне правильным.
– Никакая карта не вернёт тебя обратно к людям, – холодно сказала Наава. – Лес полон волков и медведей. Не смей покидать приют без разрешения.
Я же считал, что смогу сбежать не пойманным. Наава направила лодку к пристани. Наверное, мы прибыли. Я надел свитер, схватил рюкзак и закинул его за спину. Было волнительно. Сделав глубокий вдох, я спрыгнул на качающуюся пристань. Я шёл за Наавой шаг в шаг по деревянным мосткам, ведущим через болото.
Мы вышли на окружённую обширными холмами долину. Я хотел бы взобраться на них. Долина напоминала забытое место, скрытое от всего остального мира. Я уже ненавидел и это место, и мой новый дом – приют Канервамяки. Он выглядел так уродливо и страшно, отнюдь не как дом. Огромное каменное здание с множеством мрачных окон. Это скорее больница, а не дом. В нём вообще можно жить? Из трубы поднимался тонкий столб дыма.
Во дворе бегали дети, они казались младше меня. Я слышал, как они перешёптывались:
– Смотрите. Новенький.
В своих белых одеждах они напоминали ангелов, у которых не было матерей и отцов, и забрать их отсюда было некому. Мне казалось, что я уже знал их раньше. Они были так же одиноки, им было так же тоскливо и грустно. Они хотели жить по-настоящему. Иметь кого-то, кто бы заботился о них.
Высокая худая женщина в дверях представилась Луми[1], директором приюта. Ей шло это имя. Её лицо было словно покрыто инеем, а глаза отливали ледяным светом. Ресницы тоже белы как снег, а бровей не было совсем. Она казалась Снежной королевой у ворот своего замка.
– Добро пожаловать, Армас Укконен. Тебе шесть лет, так ведь? Твои родители погибли в авиакатастрофе, – объявила худощавая женщина хриплым голосом и, указав на других детей, добавила: – Не позволь этим маленьким чертям украсть твои вещи.
Длинные, белые, почти прозрачные волосы спадали с её плеч, когда она наклонялась при обращении ко мне. Часть волос зачёсана наверх и скреплена большой шпилькой, напоминавшей кинжал. Луми можно было назвать красивой, но было в ней что-то необычное и пугающее.
– И… не позволяй никому бить тебя по голове или пинать, – холодно продолжила высокая женщина.
На белоснежном платье сиял серебряный кулон. Под взглядом Луми мне казалось, что мою шею сжимают ледяные пальцы. Я возненавидел и боялся её. Стиснув зубы, я опустил взгляд, решив, что уж лучше буду смотреть на свою обувь.
– Какой пылкий. Мы всё равно тебя остудим, – услышал я голос директора Луми и ощутил, как она треплет мне волосы.
Вдруг откуда-то появилась девочка. Она напоминала дикарку своими манерами. На ней было белое платье. У всех детей здесь была одинаковая белая одежда: у девочек платья, у мальчиков штаны до колен и рубашка. Девочка была немного старше и выше меня. Казалось, она кого-то ищет и, похоже, ничего не боялась. В несколько прыжков она оказалась перед грозной фигурой директора и обратилась к ней как к своей ровне.
– Где Тютти? – спросила она Луми и Нааву.
Ответа я не слышал, так как разглядывал девочку. Её волосы были заплетены в толстую косу. Наверное, этой косе уже несколько дней. Из неё выбились локоны, и отдельные пряди волос свисали у лица и ушей.
Казалось, что Луми и Наава устали от девочки. Развернувшись, они пошли в сторону приюта. Перед тем как войти в здание, Луми обернулась и посмотрела через плечо Наавы на меня. Мурашки пробежали по коже, и всё внутри меня неприятно сжалось. Я повернул голову в другую сторону и придал себе невинный вид.